Деревня мертва. Меж пожарищ, занесенных снегом, но угадываемых по одиноким торчащим в небо печным трубам, стоят несгоревшие дома. Их немало, но нигде нет жилья. На месте окон везде чернеет пустота, в каждом доме на крышах и в стенах проломы с неровными, рваными краями - это прямые попадания артиллерии.
И деревья около домов убиты. Некоторые надломлены, свалены, расщеплены, иные стоят, но и у тех и у других отсечены ветки, словно содранные и унесенные бешеным вихрем.
Но вот как будто единственный целый дом. Может быть, там даже кто-нибудь живет? Иду к крыльцу, прокладывая тропку в глубоком снегу, открываю неповрежденную дверь, вхожу и вдруг вижу снежную даль, деревню, нашу колонну на дороге. Это так странно - видеть, словно в раме, зиму сквозь избу. Секунду спустя понимаю: противоположная стена снесена, другие уцелели.
Колонна двинулась. Догоняю, занимаю свое место. Рядом с Сухановым и Кондратенко идет кто-то в белой одежде разведчика. Узнаю его - это помощник Родионова, нанаец Бялды. Здороваюсь, спрашиваю:
- Много ли за войну убили немцев?
- Мало, - отвечает он.
- Сколько?
- Восемьдесят шесть.
- Не может быть? Вот так мало!
Бялды поведет второй батальон, когда колонна разделится побатальонно.
Вошли в лес. Идем узкой просекой. Сосны, словно наклоняясь над нами, смыкаются вверху. Кондратенко сверяется с компасом, я опять достаю свой мы повернули на запад и пересекаем, а может быть, уже пересекли линию фронта, не отмеченную здесь ничем, даже и не существующую в виде какой-либо материальной линии - окопов или проволочных заграждений.
Полк идет и идет, описывая дугу, начерченную Белобородовым на карте. Обозы двигаются с нами. В лесу незаметен ветер, выступы снега по краям дороги, которую прокладывает колонна, не так высоки, как в поле. Главный очаг боя, где сосредоточиваются звуки частых и сильных разрывов, остался сбоку и даже как будто немного позади.
Полк двигается длинной цепочкой, растянувшейся, вероятно, на километр.
Ко мне подходит Тураков:
- Хотите сесть верхом? Есть свободный конь.
Я отказываюсь.
Тураков идет вперед, и через минуту мне видно, как он не совсем ловко взбирается на большого белого коня, смутно вырисовывающегося на темном фоне неба.
Мы шагаем, я ни о чем не думаю, впереди двигаются конники, и вдруг...
Бах! Сильный близкий удар, белый взблеск огня. Все остановились, инстинктивно пригнувшись и присев. Метнулась какая-то лошадь. И снова бах! - удар и огонь! Слышится стон, затем негромкие крики: "Санитара!"
