— Когда?
— Думаю, все разрешится очень быстро.
Однако я не могла ей сказать, что не знаю, каким образом все разрешится и с какими потерями.
— Так, значит, до тебя все-таки дошли мои послания?!
Слова Федерико обрушились на меня из домофона и отдались в ушах неимоверным скрежетом.
Я поняла, что чем труднее мне относиться к происходящему с юмором, тем больше самые невинные слова окружающих приобретают для меня какой-то горьковато-острый привкус, наподобие блюд из соседнего китайского ресторана.
Даже то, что Федерико вместо имени записал на автоответчике: «Ты жива? Дай о себе знать», — сейчас, когда я стремительно неслась навстречу смертельной опасности, становилось для меня неким знаком.
Передо мной уже давно разверзлась страшная трещина — не шире моей ступни, но до странности глубокая: вот уже многие годы Федерико был моим другом и одновременно — вне всякой связи между нами — другом Андреа. А потом, когда наша совместная жизнь с Андреа закончилась, мой бывший муж отдалился и от Федерико, видимо все же как-то связывая его со мной. Федерико же разрывался между нами, будучи уверен, что не должен делать выбор между людьми, которые ему в равной степени дороги. Мне подобный выбор тоже казался неестественным. Но в конце концов за него сделало выбор то, что мы в своей лености обычно называем обстоятельствами. Теперь он виделся с Андреа все реже и реже.
Дверь в квартиру была чуть приоткрыта. Я вошла.
В шортах и рубашке он вырос на пороге кухни, идя мне навстречу, пересек свою единственную большую комнату. В его лице я заметила что-то необычное: уж не передалось ли ему мое тревожное состояние?
— Здесь можно задохнуться, — сказал он и протянул мне стакан виски со льдом. — В Индии к этому делу многие пристрастились, поскольку, поднимая температуру собственного тела, меньше страдаешь от жары. Я имею в виду англичан, живущих в этой грязной глухомани типа какого-нибудь Чандрапура. Конечно, им было трудно воспринимать это иначе как ссылку…
Я удивилась, что он пьет, так как в квартире вместе с запахом гамбургеров явственно ощущался аромат наркотика, а Федерико обычно строго держался правила: либо алкоголь, либо травка. Однако в его поведении я не уловила никаких отклонений от нормы; он провел пальцами по клавишам пианино, вышел на небольшую террасу, пробравшись между комнатными растениями и круглым столиком с двумя стульями. Я выпила для храбрости, поставила сумку и двинулась за ним.
— Это место все больше напоминает мне Лиму, — вздохнул он. — Понимаешь, там нет солнца, но и дождя тоже, они не знают, что такое зонт. Сплошное сухое облако, состоящее, очевидно, из проклятий инка. А высохшие муниципальные деревья засыхают и падают, и по обочинам их авенидас зияют огромные ямы.
