Я молчала. Массимо Паста оказывал мне молчаливые знаки внимания: временами я ловила на себе его неуверенный взгляд, но не более того.
Еще один вечер прошел впустую. Хотя почему впустую? Не дойди я сюда — что бы это мне дало? В двух шагах от нас остановились двое замечательных музыкантов: мужчина прекрасно играл на банджо, а девушка, грациозная, раскрасневшаяся, держала на уровне груди скрипку и извлекала из нее тоскливые синкопированные звуки. Я спросила себя, кто они такие. Кроме меня, никто вроде бы и не замечал, какая красота выглядывает из-под ее черных лохмотьев, даже Чели, не пропускавший ни одной юбки. Официант толкнул ее, она сфальшивила, и чары рассеялись. Для меня опять зазвучал на первом плане сверхпронзительный голос Боны:
— Не искушай меня! Ты берешь его или нет? Сначала всех соблазняешь, а потом не берешь — это же чистый садизм!
Я поняла, что речь идет о шоколадном муссе, у Боны всегда серьезные проблемы!
Я заказала мусс со сливками и, когда мне его принесли, угостила ее, протянув вазочку, в надежде на то, что, кроме насыщенно-темного цвета десерта, она заметит изящный изгиб моих пальцев, мои тонкие запястья. Пройдет несколько часов, и я даже за это буду корить себя, испытывая страх.
Судьбе было угодно, чтобы именно в тот момент лицо Боны оказалось выхвачено из полутьмы ослепительным светом фар: на нем было злое, угрожающее выражение, а тени на глазах протянулись до висков. Она погрузила в мусс свою ложку, посмотрела на меня и опустошила добрую половину вазочки; это было сделано так лихо и нагло, что я с удовольствием бы пожала ей руку.
Вокруг нас колыхались мертвенно-бледные лица, несколько вееров; разговоры притихли, глоток граппы «на посошок» и чуть ли не полный ступор под конец, когда выяснилось, что уже давно наступила ночь.
В доме было темно; лишь сюда достигали слабые отблески. Я сняла туфли, старый паркет был теплым и даже запах издавал какой-то теплый. На автоответчике было пять звонков, я включила его, продолжая раздеваться.
«Федерико».
Только имя — больше он никогда ничего не говорит. Я посмотрела на часы: либо уже спит, либо еще не вернулся.
«Сокровище мое, я принимаю участие в том ужасном фильме, о котором тебе говорила. Они меня просто осыпали деньгами, поскольку сроки сумасшедшие». Немного искаженный голос моей матери: «Завтра съемки на Пьяцца-дель-Пополо, может, вырвешься? Целую, спокойной ночи».
«Привет, это Габриэлла, мы с Маурицио в начале следующей недели едем в Грецию, здесь просто невыносимо, можно умереть, а ты что делаешь? Решай скорей, потому что масса времени уходит на обычную волокиту, во всяком случае, пока паро́м вроде бы не…»
