«Парня надо суду предать…»
«А может щас их?..»
«Провинишься – отрублю ему руку…»
Я покосилась на поднос; есть не хотелось.
— Вам надо восстанавливать кровь, госпожа. – Голосочек девушки – тоненький, тихий, дрожащий, словно дымкой таял в холодном воздухе. – Вам нехорошо? Может, позвать Варшиха, очаг растопить?
— Я сама, не надо никого звать. – Тело налилось свинцовой тяжестью. – Ниллияна… а в кого влюбилась Вилёнка?
Девушка вздрогнула. Большие блестящие карие глаза в тусклом свечном свете казались черными озерами. Тонкие руки вздрогнули и едва не упустили кружку.
— Нам нельзя об этом говорить… простите, госпожа.
— Угу, я так и думала. Ты ступай, отдохни. Чего ты все бегаешь…
— Слушаюсь, госпожа. – Девчонка поклонилась, а я ни с того, ни с сего взорвалась.
— Я не приказывала!
Она замерла, будто покорно ожидая удара. Я решительно откинула одеяло, сцепив зубы, и встала.
— Сядь. – Отчего я потеряла самообладание? Служанка ведь ни в чем не виновата. Ни в моем нахождении здесь, ни в издевательствах над пленниками. Ни в чем!
Ниллияна плюхнулась на пол, запрокинув голову и не отрывая от меня взгляда. Злость душила, я принялась ходить туда-сюда.
Не виновата. Ни она, ни Растмилла, ни Патрик – никто из них не виноват в этом паскудном укладе. И я тоже не виновата. Мы все – жертвы обстоятельств. Покорные, как скоты, послушные жертвы. На нас и кнута не надо. Довольно прикрикнуть, довольно спустить гончих – и вот уже из нас можно рабов лепить.
Вот, черт… я, похоже, с ума схожу в этой тюрьме.
Дыхание все еще сбивалось.
— Ниллияна. – Я опустилась перед ней на колени, и теперь мы обе сидели на ковре. – Как ты думаешь, что с нами будет? Если Дольгар не сможет их победить.
Она сглотнула, но не отвела глаз, в которых дрожали слезы.
— На… – голос сорвался. – Нас продадут, наверное. Или уведут в другой замок.
— А ты хочешь в другой замок? – Взгляды будто сцепились. Ниллияна покачала головой.
— Нет, не хочу, госпожа. Наш господин добрый. Он ни на кого не нападает. А того господина мы не знаем, какой он человек.
— Они все – не люди, – пробормотала я.
— А кто же? – удивилась Ниллияна.
— Упыри.
— Что-о?!.. – И без того огромные, глаза девушки распахнулись. Я прикусила язык.
— Да не в буквальном смысле упыри! Я фигурально выразилась… э-э… ну, понимаешь, вроде как, в переносном значении… Ниллияна… – Поздно. Девчонка затряслась как осиновый лист и вцепилась в оберег на груди. – Дольгар живой, – скорбно растолковала я, жалея, что вообще тронула средневековые суеверия. – Точно живой.
