Тысяча двести танков!
Они сходились на большой скорости. В пыли, в дыму послышались гулкие, тяжёлые удары. Словно с высоких башен сбросили враз тысячепудовые колокола. Посреди поля пронзительно зазвенела сталь, и его начала заволакивать пыль. В танковом клубке как будто шла гигантская плавка и сотни мартеновских печей одновременно выпускали из своих раскаленных глубин ручьи расплавленной стали. Охвачены огнем светло-коричневые с бурыми полосами «тигры» и «пантеры», пробита снарядами двухсотмиллиметровая броня зеленых с темными пятнами «фердинандов» — вся эта надежда Гитлера, «стальная Европа», не выдержала удара уральских «тридцатьчетверок» и КВ, она горит и плавится.
В горелых бодяках, на разбитых лафетах крупповских пушек, возле пылающих танков лежат те, чьи полки пытались здесь захватить эту землю.
В коричневой мгле угасает солнце.
С севера надвигаются тучи. Порывы буревого ветра еще сильней раздувают пожарище. Полыхает огнем не только прохоровское поле, горят совхозы «Октябрьский» и «Комсомолец», ближние села — Михайловка, Андреевка, Васильевка и дальние хутора — Полежаев, Веселый и Александровский.
Все сильней и ослепительней в тяжелых грозовых тучах вспыхивают молнии и до самой земли распарывают небо. В тылу 5-й гвардейской танковой армии гремит гром, и все, кто стоит в окопе на небольшой высотке — командном пункте, невольно с тревогой прислушиваются к грозным ударам. «Не пушки ли бьют там? Нет, это гремит гром».
В сумерках, в проливном дожде постепенно все глуше становится шум боя. И когда плотная сырая мгла окутывает землю, битва на прохоровском поле затихает.
На командном пункте все напряженно прислушиваются к тишине. Ни выстрела. Только блеск и полет молний. Гром и рокот моторов. Танки выходят из боя, занимают оборону.
«Победа! Мы устояли под Прохоровкой». Но никто вслух не произносит этих слов.
Командующий Воронежским фронтом Ватутин, командарм 5-й гвардейской танковой армии Ротмистров, штабные офицеры и все связисты и посыльные молча продолжают прислушиваться к раскатам грома, словно к победному салюту.
Как только войска фельдмаршала Манштейна нанесли первые танковые удары, Ватутин немедленно выехал на передовые позиции. Его машина мчалась под обстрелом, она проходила там, где горели хлеба и дым заволакивал поле. С курганов он рассматривал боевые порядки наступающих «тигров» и «пантер». «Чтобы лучше бить — надо видеть».
Какой бы ни была накаленной обстановка, он не унывал и не вешал головы, но и не старался приуменьшить опасность и силу противника, его умение противоборствовать. Он знал, что победы над Манштейном давались нелегко, приходили в упорном бою и требовали жертв, напряжения и твердой воли. И сейчас, всматриваясь с высотки в сверкающее огнями поле, чувствовал, как в душе поднимается радость: он разгадал замысел Манштейна, правильно распределил свои силы, руководил войсками уверенно, и лучшие танковые дивизии фашистского рейха потерпели поражение. Биты самые опытные генералы — участники многих войн и кампаний, которых Гитлер в своих приказах называл «цветом вермахта». Дорога на Курск им закрыта.
