После этого мы разговариваем так, как будто никогда не расставались друг с другом. Мы говорим о школе и детстве. Он рассказывает мне о группе и его Лейбле, который он подписал с группой. Я делюсь с ним о времени, когда была в университете и жила с Симоной, также о работе музыкального журналиста. Но в основном мы говорим о музыке, как обычно. О недавних и старых событиях. И о музыке Джейка. Я никогда не говорила ни с кем о музыке так, как я говорю сейчас с Джейком. Ни за всё время учебы в университете и даже не тогда, когда работала в журнале. Именно об этом мы привыкли говорить, с настоящей страстью. И для меня Джейк был и останется музыкой, это то, что связывает нас, и теперь плотина снова открылась и всё выливается из меня к Джейку.
Об одной вещи я не говорю с Джейком – это Уилл. И он не спрашивает.
Также я заметила, что он не упоминает Джонни. Должно быть, раны ещё свежие, чтобы говорить об этом. Ещё я замечаю, что он выпил только одно пиво за вечер. Я рада, так как он за рулём. Мне нравится, что он ответственен. Потому что Джейк, которого я видела в новостях, не был ответственным, не смотря на его успех. Но чем больше времени я с ним провожу, тем больше чувствую, что существует два Джейка.
Один, который видел мир и второй, которого я вижу здесь и сейчас. Тот, которого я когда–то знала.
Я продолжаю медленно попивать своё пиво. Забавно, потому что ранее я думала, что это мне понадобится, чтобы прожить эту ночь. Но нет.
Это одна из самых лучших ночей, которая у меня была в течение долгого времени.
Мы говорим часами и когда заканчиваем, Джейк звонит Стюарту, чтобы сообщить, что ему нужна машина, затем он оплачивает счёт.
– Позволь мне заплатить мою часть, – настаиваю я, когда мы идем к выходу.
Он смеётся.
– Нет, Тру. Просто называй это одним из двенадцати подарков на день рождение.
– Я тоже должна тебе двенадцать праздничный подарков, помнишь?
– О, я не забыл. Я начну собирать их в ближайшее время.
И вот он, этот подтекст с флиртом снова. Неудивительно, что женщины всегда бросаются на него. Мне сейчас довольно сложно не сделать того же.
Джейк показывает мне идти первой по лестнице.
– Ты по–прежнему ешь, как парень, – говорит он следуя за мной, – Но твоя задница, безусловно, женская.
Я задыхаюсь. Приостанавливаюсь, поворачиваюсь и смотрю на него, разинув рот.
– Что? – он притворяется невинным, останавливаясь позади меня, но я вижу этот взгляд в его глазах, и он близко, так близко ко мне, – Я сказал тебе то, что думаю о твоей заднице и говорю, что она прекрасна. Даже лучше, чем я помню.
