— А чего так долго, Николаев? Заходи.
Вошедший оказался подполковником с шевроном и знаками различия медслужбы.
— Николаев, я тут двадцать минут назад померил температуру. Тридцать восемь и семь. Вот тебе задание — поставить меня завтра в строй. Понял?
— Товарищ генерал, но я…
— Не выполнишь приказ, влеплю выговор. Через час жди меня у себя.
— Есть, — грустно ответил подполковник и удалился.
— Екимов, я сколько тебя помню, а ты все подполковник. Руководство не любит?
— Лампочка светит, но не греет, полковничьи звезды греют, но… не светят…
— Ну, ладно… Я вот тебе чего скажу. С особистом нашим потом переговоришь. О бойце пойманном слышал?
— Да.
— Кроме этого бойца еще кое-что было. Наша разведка тут недалеко повоевала. Раненые есть. Кассеты видео изъяли, флаги, карты, литературу всякую. Чекисты мои маякнули, что ты по этой части. Поэтому в Ханкалу не звонили, будь она неладна, а напрямую тебе. Ты же, как я понимаю, сам себе начальник и хозяин?
— Не совсем…
— Ну, я в ваши чекистские дела не лезу. Но просьба есть. Смотри.
Генерал вставил изъятую видеокассету в магнитофон. На экране показалась физиономия Масхадова в окружении дюжины известных полевых командиров. Он ходил, что-то смотрел, потом камера перевела объектив в сторону, куда глядел непризнанный президент боевиков.
— Е! — вырвалось у Екимова.
На экране в непосредственной близости была сорок шестая ОБрОН.
— Скоро я уничтожу этот пионерский лагерь, — донесся голос Масхадова.
Далее последовали сцены обсуждения боевиками своих проблем и пути, по которому пойдет «освобожденная» Ичкерия.
— Поймать бы этого фуфлыжника, — выключив кассету, прокомментировал генерал, — я бы ему все объяснил, включая пионерлагерь. Но… Ты мне вот скажи… Там, вокруг холма этого, несколько КПП, РОПы, все просматривается и простреливается. Ездят только наши колонны. Как? Получается, наши его туда и привезли… А вы, выходит, и вся контрразведка — мышей не ловите. А солдаты да младшие офицеры не без глаз — сразу слухи, мол, Масхадова ФСБ охраняет, а Кремлю-де выгодно затягивание войны. Что прикажешь мне с этим делать? Объяснять — не поверят. Я сам до конца не пойму, в чем тут фишка, и не верю никому. Бить — не стану из-за такого. Так что, думай, подполковник.
От генеральского кубрика в только что отстроенное кирпичное здание штаба бригады двигались почти бегом.
— Хреново-то как все… — бубнил себе под нос Екимов. — Не было печали.
— А что тут особенного?
— Ничего, за исключением того, что поимеют нас по самое не хочу. С нашими наработками, конфидентами среди подразделений, местных и даже бандитов, проморгали такую гадость. Блин, Ливси прав на все сто процентов… Лохи мы.
