– Это мать, – шепнула Лика.
На сцене появился мужчина с одутловатым лицом алкоголика, еще не вышедшего из запоя. Следом вошла женщина средних лет. Они встали возле кровати, мужчина начал копаться в чемодане. Вытащив темный платок, подошел к всклокоченной старухе и сказал:
– Вот возьми, мать, гостинчик из Америки.
Старуха вышла из оцепенения стала ощупывать и разглядывать платок. Смахнула непрошенную слезу.
– Сынок, зачем же ты тратился. Не надо было.
– Это недорого, мама.
Мать, давясь слезами, продолжала стоять возле рампы, прижимая к груди платок. Мужчина с синеватым лицом снова полез в чемодан, зашуршал бумагой. Он развернул и вручил женщине, видимо, сестре неказистое платье, серо-черное, ситцевое, с рукавом средней длины и белым воротничком, такие вышли из моды сто лет назад. Сестре почему-то неловко брать подарок. Она мнется, разглядывает платье:
– Ну что ты… Не ожидала. Спасибо. В Америке сейчас это носят?
– Это самое модное.
Сестра тоже вытирает слеза. Мать отходит от рампы, ее место занимает сын, он говорит в зал, зрителям:
– Наелся я их еды, надышался воздухом чужбины… Бывало, еду в их душном метро и хочется мне выйти. Но не на Бродвее, а на Арбате. Заговорить со случайным прохожим, посмотреть на Москву, заглянуть в родные лица горожан. Мечтал погулять по осеннему лесу. Вдохнуть запах прелых листьев, сырости, грибов…
Он бросился к матери, обнял ее, потом опустился на колени стал исступленно целовать ее натруженные руки. Но этого мало, – человек наклонился ниже, стал целовать доски сцены.
– Ну, как тебе? – прошептала Лика. – Пробирает?
– По-моему, они слишком много плачут. Только этим и заняты.
– На премьере весь зал плакать будет.
– Такие платья в Америке не носят.
– Платья… Поднимись над прозой бытия. Тут надо душой чувствовать. Весь смысл в предельной искренности. В этой материнской слезе.
– Тогда я умолкаю. Ты автор пьесы?
– Писал один журналист. Это его дебют. А я дорабатывала и вообще… Я соавтор.
– А каким образом это произведение удалось протащить на сцену и поставить в театре? Я не хочу сказать, что пьеса плохая, даже наоборот… Но ведь пьес много, а театров мало.
– Театров тоже много. Но мне помог один человек… Ну, мой Борис. Он просто снял трубку, позвонил кому надо, заместителю московского мэра, – и вопрос был решен за десять минут. Теперь об этом спектакле будут писать все газеты…
Джон вспомнил записи разговоров, сделанные в комнате для особо важных гостей. Одним из посетителей оказался Борис Туров, теперешний ухажер Лики. Интересно, что предпримет Лика, если узнает, какие огромные деньги держит Борис в одном из московских банков? Ясно, она усилит свой натиск… А ведь в московском резервном коммерческом банке не все деньги Бориса, далеко не все. Недавно о состоянии и заграничной недвижимости Турова один журнал напечатал пространную статью. Автор статьи ошибся в оценках, – у Бориса больше денег, гораздо больше…
