— Неужели князь Витаутас не покарал его за это?
— Отважный рыцарь, князь Витаутас уже давно отказался от Жемайтии в нашу пользу. Теперь он от жемайтийцев лишь одного хочет: чтобы они помогли ему вернуть назад его вотчину и крестились.
— Но неужели король Ягайла не беспокоится о крещении Литвы?
— Король Ягайла Жемайтию давно подарил нам; у него и кроме Жемайтии забот предостаточно. Сегодня он правит обширными землями, постоянно воюет. Жемайтийцы его даже не интересуют. Хотя Ягайла и христианский король, не секрет, что он тоже настроен против крещения литовцев и жемайтийцев; он больше склоняется к русским ортодоксам, чем к святой вере римских католиков, а нас, братьев ордена, всегда только и старается обидеть.
— Но королева Ядвига, такая примерная христианка, неужели ее не заботит крещение язычников? — спрашивал совсем не разбирающийся в этих делах чужеземный рыцарь.
— Если бы это было так, отважный рыцарь, тогда не болело бы сердце у нашего великого магистра. Он так по-отечески заботится о некрещеных литовцах и жемайтийцах, так сокрушается, что даже заболел… Возвышенная, честная и благородная душа у этого брата, нашего великого магистра.
— Хорошо, брат Ганс, я уже почти согласен повести вас в этот замок, но кто мне подтвердит, что все то, о чем ты говоришь, — правда? Пока я гостил в Мариенбурге, слышал жалобы и на вас.
— Подтвердят это все присутствующие здесь братья и поклянутся на святом кресте, что в моих словах нет лжи, а только тревога и забота о душах язычников.
— Хорошо, брат Ганс, я согласен повести вас, но знаешь ли ты дорогу в этот замок?
— Отважный рыцарь, прямая дорога мне не известна, но там нетрудно будет найти проводника.
— А большой ли гарнизон в этом замке?
— Раньше был немалый, но теперь, конечно, сарацин со своими людьми тоже отправился на войну; я думаю, что нашего отряда вполне хватит, чтобы окружить и взять замок… Кстати, отважный рыцарь, может быть, отправляться в такой далекий поход ради этих негодников было бы слишком большой жертвой с нашей стороны, но в замке есть и красавица дочь сарацина, тоже язычница. Уж кого-кого, а ее-то следовало бы осчастливить святым крещением и озарить святым духом.
Рыцарь оживленно посмотрел на брата Ганса и, что-то прикинув, пристыдил его:
— Каждая вновь окрещенная душа невинна и господу Иисусу любезна, красавицы она или бедной язычницы.
— Да, отважный рыцарь, но благодаря ей наш орден смог бы приумножить свою славу и окрестить ее братьев — закоренелых сарацинов, и всех людей замка.
