. Так и живешь между двумя волнами, мелодия, без сомнения, одна и та же, но, Боже ж мой, доказать не удастся. Случалось так, что мне хотелось сдвинуть крышку с места и выбраться из лодки, но я оказывался бессилен это сделать, настолько я ослаб и обленился, и так мне было хорошо там, на дне. Я ощущал их совсем рядом, улицы леденящие и суматошные, и ужасающие лица, и шум, что режет пополам, пронзает, ранит, контузит. Поэтому я ждал, пока желание посрать ну или пописать не придаст мне сил. Мне не хотелось марать свое гнездо! И все же иногда приходилось это делать, причем все чаще и чаще. Стянув с себя брюки, я выгибался и чуть поворачивался на бок, ровно настолько, чтобы высвободить отверстие. Создать собственное королевство посреди вселенского дерьма, а потом насрать на него, это так на меня похоже! Они тоже были мной, мои испражнения, я отлично это понимаю, и все же. Довольно, довольно, видения, вот уже мне стали являться видения, мне, которому они никогда не являлись, разве что изредка, во сне. Строго говоря, они мне никогда не являлись. Разве что когда я был совсем маленьким. Так гласит мой миф. Я сознавал, что это – видения, потому что на дворе была ночь и в своей лодке я находился один. Что еще это могло быть? Итак, я находился в лодке и скользил по водам. Грести не приходилось, меня увлекало отливным течением. В любом случае, вёсел не наблюдалось, они их, должно быть, унесли. В моем распоряжении была доска, наверное, обломок гребной банки, и я пользовался ею, если лодку относило к берегу или если на меня надвигался торчавший из воды столб или пришвартованная баржа. На небе виднелись звезды, что ж, неплохо. Я не знал, какая погода, я не испытывал ни холода, ни жары, и все, казалось, было спокойно. Берега уходили все дальше, что было неизбежно, я перестал их видеть. Огоньки редкие и слабые помечали разраставшуюся водную пустыню. Люди спали, тела их набирались сил в преддверии трудов и радостей грядущего дня. Лодка перестала скользить, она чуть подпрыгивала, пытаясь увернуться от пощечин небольших волн теперь уже соленой воды. Все казалось безмятежным, однако пена перехлестывала через борт. Морской воздух окружал меня теперь со всех сторон, земля перестала служить защитой, да и что она в подобных условиях значит, защита. Я видел маяки, числом четыре, причем один был плавучим. Я хорошо знал их, я научился узнавать их еще совсем маленьким. Тем вечером я стоял с отцом на возвышенности, он держал меня за руку. Мне хотелось, чтобы отец притянул меня к себе, в жесте покровительственной любви, но голова его была занята другими вещами. Он обучил меня названиям гор. Но скажу, дабы покончить с видениями, что в поле моего зрения попадали и огоньки буйков, этих было немало, красных, зеленых и даже, к моему удивлению, желтых. А на склоне горы, что, удаляясь, нависала над городом, полыхали пожары, золотым и красным, красным и золотым. Я хорошо знал, что горит, это горел дрок. Сколько раз я сам, мальчиком, поджигал его спичкой. А затем, вернувшись домой, прежде чем заснуть, наблюдал из своего высокого окна пожар, причиной которого я стал. Вот и той ночью, исполненной слабыми огоньками на море, на суше и в небе, я отплыл вдаль по прихоти отлива и течений. Шляпа моя была тесемкой привязана к петлице. Я поднялся со своего места на корме. Послышался тяжелый звон. Это звенела цепь, одним концом закрепленная на носу, другим обмотанная вокруг моей талии. Должно быть, я заранее проделал в днище отверстие – вот я опустился на колени, пытаясь извлечь затычку с помощью ножа. Отверстие было маленьким, и вода прибывала медленно. Потребовалось бы добрых полчаса, учитывая все обстоятельства за исключением непредвиденных. Вновь усевшись и вытянув ноги к носу лодки, я откинулся на мешок, наполненный травой, что служил мне подушкой, и проглотил успокоительное. Море, небо, гора, острова сошлись в огромную, раздавившую меня систолу, затем снова расширились до пределов пространства. Отчужденно и без сожаления я подумал о повести, которую не сумел рассказать, о повести по образу и подобию моей жизни, то есть, я хочу сказать, подумал, не испытывая мужества закончить и не имея сил продолжать.
