И всякий раз, едва Ася, переодевшись, выходила в гостиную, Софья Аркадьевна ссылалась на усталость и начинала собираться:
– Тина, займи гостя, я, детка, право, устала что-то сегодня. Молодой человек умудрился расположить меня к себе за столь короткое время, и у меня открылся приступ болтливости. Я совершенно утомила молодого человека своими разговорами.
– Как можно, Софья Аркадьевна! Мне очень приятно было беседовать с вами! – неизменно уверял Вознесенский, но старушка поднималась с извинениями:
– Что-то устала я сегодня, Тиночка. Пойду лягу. Вы уж тут без меня…
– Спокойной ночи, бабушка.
Между тем Ася валилась с ног, и ей было не до разговоров с Алексеем. И еще, если он начнет задавать вопросы…
Но все же она садилась к самовару, и некоторое время спустя усталость понемногу уходила, уступая место давно забытому умиротворению и легкой грусти. Иногда они разговаривали подолгу, покуда Маруся не выглядывала из комнаты, возвещая время кормления.
В самый первый вечер переселения Вознесенского наверх между ними произошел совсем короткий разговор, который впоследствии оба вспоминали как очень важный.
– Ваша родственница – просто фея из сказки. Я не знал, что у вас есть бабушка.
– Я тоже до некоторого времени не знала, что у меня есть бабушка. Мы подружились. Я хотела вас спросить, Вознесенский… Как получилось, что вы оказались… в таком состоянии? Что с вами произошло?
– Я был в плену. Бежал. Долго пробирался к своим, пришлось несколько суток пролежать в снегу… В общем, история банальная и довольно неприятная.
– В плену… Домашние знают?
– Нет, думаю, считают без вести пропавшим. Но я написал им отсюда.
– Слава Богу, вы живы.
– Это благодаря вам, Ася.
– Глупости. Я ни при чем. Вам просто повезло.
– Я открыл глаза, увидел вас и понял, что…
– Извините, Алексей, мне нужно идти.
Она почувствовала, как приливает молоко. Ася торопливо поднялась. В это самое время из дальней комнаты выглянула нянька.
– Снова вы убегаете от меня! Впрочем, как всегда…
– Я не от вас убегаю, Вознесенский. Мне нужно кормить ребенка.
Она взглянула ему в глаза, повернулась и спокойно пошла – спина прямая, голова высоко. Так, как она ходила всегда, когда другие опускали голову. Она шла, а Вознесенский смотрел ей вслед. Это был момент, который мог повернуть эту историю в любую сторону. Они могли встретиться наутро и поздороваться как чужие люди, как просто земляки, случайно встретившиеся вдали от дома. То, что было в детстве, было прощено и забыто. А то, что случилось у каждого за минувшие полтора года, грозило перевесить всю прошлую жизнь.
