Когда они вернулись в детскую, доктор уже уложил девочку в подушки и, засучив рукава, колдовал над ней.
Ирина Николаевна беспокойно металась по комнате, хватая вещи дочери, бессмысленно перекладывая их с места на место.
– Откройте окно! – приказал Дмитрий Ильич.
Лев распахнул окно, в комнату влетел летний теплый ветер.
– Ирина Николаевна, выпейте валериановых капель. – Ася усадила хозяйку, протянула ей склянку с лекарством. Та, похоже, с трудом понимала то, что ей говорят. Она оттолкнула руку гувернантки и крикнула в спину доктора:
– Ну сделайте же что-нибудь! Почему у нее губы синие? Почему у нее губы синие, я вас спрашиваю, доктор!
– Сейчас все пройдет, – повторял тот, – сейчас пройдет.
– Но почему так долго? Почему долго?!
У Ирины Николаевны началась истерика. Лев обнял ее за плечи, вывел из комнаты, а Ася взяла Лизину руку. Ладонь девочки была холодной и вялой.
– Может быть, я разотру ей руки?
– Вы, Августина, посидите с ней. Просто подержите ее за руку. Я пойду взгляну, чем можно помочь Ирине Николаевне.
Доктор ушел. Ася устроилась на стуле рядом с кроватью девочки. Она держала ее руку в своей и приговаривала:
– Все позади, Лиза. Все позади. Теперь нужно собраться с силами и открыть глазки. Ну же, Лиза, я знаю, что вы меня слышите.
Ася сейчас вдруг захотела быть сильной. Такой сильной, чтобы поделиться с воспитанницей, перелить ей часть своих сил.
И она взяла в свои руки вторую ладошку Лизы и стала держать их обе и приговаривать что-то ободряющее. Хотя по большей части она ободряла саму себя.
Через некоторое время ресницы Лизы дрогнули, и она открыла глаза.
– Боже, Лиза! Как вы нас напугали!
– Где я? Что со мной?
– У вас был приступ, но теперь все позади.
– Приступ… Мне холодно.
– Ах да. У вас лед на груди. Я сейчас уберу.
– Не уходите. Дайте мне вашу руку.
– Да-да. Сейчас.
Ася вернулась на место.
По коридору раздались шаги. Тяжелые – мужские – и торопливые, мелкие – женские. Распахнулась дверь, в комнату вошел полковник. Из-за его плеча выглядывала Ирина Николаевна.
– Ты очнулась? Тебе лучше, дорогая? Как же ты нас напугала, глупышка…
– Вы не любите меня! Уходите! – Лиза пыталась подняться. От усилий ее шея вытянулась, сквозь тонкую ткань сорочки проступили острые ключицы. Лицо, и без того всегда болезненно бледное, исказила боль.
– Лиза! Доченька, что с тобой? – недоумевал полковник.
– Уходите все! Вы не любите меня! Уходите! Все уходите, кроме Августины.
Полковник, совершенно потрясенный, отступил в коридор.
