Руки моего мужа стиснули меня до боли, и его дыхание стало резким и тяжелым, выдавая его гнев.
— Он… Что сделал этот ублюдок? — зарычал он, и вибрации гнева Северина разлились вокруг убийственной силой. — Он изнасиловал тебя?
— Нет! — Я прижалась к нему плотнее. — Я не знаю, собирался ли он делать это на самом деле, но он прикасался ко мне… Это было мерзко и по-настоящему унижало меня. В тысячу раз хуже, чем годы оскорблений и побоев. Не знаю, пошел бы он до конца, чтобы совсем сломать меня… Я просто не предоставила ему такого шанса. Я смогла вырваться и стала хватать все, что попадется под руку, и бить его. Бить жестоко, без всяких тормозов, желая убить, а не просто ранить. Он был мертвецки пьян, и первый же мой удар практически вырубил его. Я в тот момент стала такой же безумной, как он сам. Я бы не остановилась сама. Ни за что. И тогда моя мать накрыла его своим телом. Она умоляла меня не делать этого. В тот момент я возненавидела ее почти так же, как его. Я почти все эти годы испытывала боль и гнев и винила ее. В том, что она позволила сделать это с собой, со мной, с нами. — Я прислушалась к чувствам внутри себя. Там было почти тихо. Словно эти слезы вымыли годы обид и копившихся упреков из моей души. — Но теперь больше нет гнева. Нет злости. Я поняла, что у нее не было достаточно сил и физических и моральных, чтобы хоть как-то противостоять отцу. А вбитое с младенчества воспитание и внутренняя слабость не позволили уйти от него, забрав меня. Мой отец полностью поглотил ее разум, утопил в себе. Она свято верила, что нам не выжить за пределами стаи. И с моей стороны совершенно глупо злиться на нее за недостаток силы. Но тогда, когда она не дала мне убить его, она нашла в себе достаточно решимости, чтобы остановить меня. И теперь я понимаю почему. Она не его защищала, а меня. Мама не хотела, чтобы я, убив его, уподобилась ему, став таким же монстром. Не знаю, если честно, почему судьба свела моих родителей. Не было, наверное, никого в мире, кто бы меньше подходил друг другу, чем они. Может, если бы мама была сильной, то смогла бы обуздать отца и все сложилось совсем по-другому?
Северин взял меня за подбородок и повернул к себе, заставляя смотреть в глаза.
— Юлали, твой отец был совершенно чокнутым, абсолютно ненормальным бессердечным подонком. Поверь, не существует в мире ни единой женщины, которая подошла бы и смогла изменить такого, каким он был. Он родился злом, им же и закончил свою никчемную жизнь. И самое ужасное, что попутно он искалечил много других судеб. Ты права, твою мать нельзя упрекнуть в том, что у нее просто не было достаточно сил, чтобы противостоять тому чудовищу, каким он был. Но однако же я уважаю ее и хочу поклониться ее могиле за то, что у нее хватило сил однажды остановить его. В отличие от целого города трусливых задниц, которые, поджав хвосты, позволяли столько лет творить с собой все, что приходило в больной мозг твоего отца.
