В салоне вертолета дико грохотало, ни спросить, ни ответить. А когда люди вынуждены кричать, на сокровенные беседы не потянет.
— Забыли что-нибудь?! — прокричал в ухо коллега.
— Примерно так! — ответил Булатов.
И на этом беседа иссякла. Он даже был рад, что может помолчать. Боялся, как бы только коллега не втравил его в работу. Ведь не откажешь, если попросит помочь. Поэтому, когда вертолет, сделав круг над Устьем, пошел на посадку, Булатов устроился подальше от выхода. Ему хотелось выйти из салона незамеченным, выскользнуть из толпы и сразу по знакомой тропинке к метеостанции.
Вертолет опустился несколько в стороне от собравшихся в кучку жителей Устья. И как только замерли обвисшие лопасти несущего винта и дверь салона открылась, народ торопливо двинулся к винтокрылой машине. Двое мужчин несли на носилках кого-то, укутанного черными тулупами. В Устье морозило, и над землей летели редкие снежинки.
Булатов обошел вертолет и, почти никем не замеченный, быстро зашагал по той самой дорожке, где они гуляли вместе с Женькой. Он попытался представить, как она его встретит? Обрадуется? Или сдержанно вскинет брови и небрежно спросит: «Что сие значит, Олег Викентьевич?» — «Сие значит, Евгения Дмитриевна, — скажет он, — что я люблю вас и прошу вашей руки и сердца».
Булатов улыбнулся: какая ерунда. Да если Женька увидит, что он идет к их дому, она ветром вылетит навстречу, повиснет на шее, как тогда, после туманной робинзонады, будет размазывать по щекам счастливые слезы. Это ведь Женька — дикая собака Динго. Она любит его, и в этом весь фокус.
«Да, она полюбила тебя, дурака стоеросового, — сказал он себе, — полюбила с той силой и чистотой, как могут любить такие, как она — юные и дикие. А как ты ответил на ее порыв? Ты ответил, как изощренный инквизитор. Ты бросил ее в самую счастливую, но и в самую трудную минуту ее жизни. Бросил одну со всеми сомнениями и вопросами, которые ей не разрешить, на которые не найти ответов. Бросил, как подлый и мерзкий предатель. И если она тебя сейчас не пустит в дом, если прогонит с презрением, ты должен принять это, как искупление своих грехов, и никого не винить, кроме одного себя. Ты заслужил изгнания не только из этого дома, но из памяти, и тем более — из сердца. Вот дверь, вот крыльцо. Иди, стучись в эту дверь, и пожинай плоды своего предательства».
Булатов постучал, затем нажал ручку и толкнул дверь. Она была не запертой. Минуя сени, он постучал в следующую дверь. И снова, не услышав ответа, надавил на нее плечом.
