Луна спокойно выкатывается из-за облака. Вся комната залита ее широким сияньем.
…Докатился! — говорит злобным шепотом маминой фотографии папа Тарасика. — Дожил, а?!
И он запускает пальцы в густые русые волосы. (Волосы сейчас же становятся от этого во все стороны торчком.)
…Хорошо!.. Красиво! — говорит маминой фотографии папа. — Что ж! Пожалуйста!.. Я себя за героя, конечно, не выдавал. Маяков я не охраняю… Кто я? Я всего рядовой монтер.
…Но почему, когда он говорит все это, словно плывет и движется комната, освещенная отблеском белого снега? Зачем так светится край тарелки с молочной лапшой? Зачем покачивается длинным туловищем угловой человек на стенке?
Папа хватает листок бумаги и синий карандаш, подходит к кровати Тарасика и быстро-быстро обводит карандашом руку Тарасика. Он аккуратно складывает листок и запечатывает его в конверт.
Вспархивает на окне от ветра занавеска.
Папа подходит к окну и срывает занавеску. (Ведь ее повесила на окошко мама!)
Занавеска, мертвая, повисает на папиной руке. Голо и холодно глядит незанавешенное большое окно в сощуренные глаза папы.
На дворе ночь. Под окном снег. Снег блещет и светится спокойным, широким, глубоким сиянием. Он прыскает блестками, горит, как от холодного пожара.
А в небе — луна. Лицо у нее чуть скуластое, а глаза раскосые.
«Соня!» — говорит папа. И опускает голову. На руке у него неподвижная, сорванная с окна занавеска.
Дедушка Тарасика — Тарас Тарасович Искра — шагает по городу. Он возвращается домой.
Тяжело ступает дедушка по снежным дорогам усталыми ногами.
Вот он обогнул мост… Позади остались улицы, широкие и большие. За мостом потянулась окраина — улочки узкие, переулки горбатые.
Мигнула навстречу деду знакомая новостройка — большущий дом, окруженный паутиной лесов.
На пустыре у дома, тесно прижавшись друг к другу — как пилюли в аптекарской коробочке, лежат перевернутые вверх дном ванны.
В свете луны поблескивает кирпич, отколовшийся от своих братьев кирпичей. И сияет бочка с известкой. Вся белая. А рядом — белая земля.
На Украине в Опошне, откуда дедушка родом, такой известкой белят хаты, и хаты белые как сахар. Летом там стрекочет трава, потому что поет кузнец. И светляк горит из пожженных трав: насекомое, а имеет фонарь. А на изгороди из кольев сушатся глиняные горшки, сработанные украинскими гончарами.
…Да, да, ничего не скажешь, хорошая на новостройке бочка!
Но вот наконец-то глянул деду в глаза из дальнего переулка маленький деревянный дом. Это дедушкин дом. Он старый. И деревья во дворе старые — большие, с толстыми стволами. Они прожили много лет: может, триста, а может, больше. Их широкие кроны уходят в темное небо. И светятся и горят.
