Одинока пустая квартира, по которой большими шагами шагает папа. Одинока кошка, которая лежит на диване и дремлет. Одинока луна, которая стоит посреди неба, — она заглядывает в окошко, но ее не видит Тарасик.
Крепко спят тетради и книжки на папином столе. Поблескивает в лунном свете пятно от пролитых на пол чернил. Застыла в темном углу перевернутая качалка. А в другом углу белеет маленькая застланная кровать. Под кроватью два башмака — коричневые, с обитыми носками. Они хранят отпечаток коротких пальцев хозяина. На одном из них оторван шнурок.
Ни звука, ни шороха.
В окно глядятся круглые звезды. Даже мышь и та не скребется под полом (она не успела еще перебраться на новую квартиру).
Папа устало бродит по коридору. Он избегал сегодня с милиционером все скверы района. Обзвонил все больницы города… Лейтенант (дежурный) сообщил о пропаже мальчика Искры — сына монтера Искры — даже в трамвайный парк. Составили протокол. Папа расписался под протоколом.
Ему велели идти домой и ждать Тарасика.
Папа ждет. Он бродит по темному коридору.
На лестнице раздаются шаги. Папа останавливается, прислушивается… Шаги тяжелые. Их звук подхватывает эхо. Громко хлопает дверь на верхнем этаже.
И опять тишина. И кто-то опять стучит по ступенькам, но на этот раз тонкими острыми каблучками.
Проходит пять, десять, двадцать минут. Глухо, как крепко-крепко бьющееся сердце человека, отстукивают в тишине ходики.
Папа садится верхом на стул. К звуку его дыхания примешивается равномерный бег маятника — отрывистые и жесткие шажки часов.
Папа встает со стула и выходит на кухню. Он принимается мыть посуду. Трет мочалкой тарелку, чистит песком кастрюлю.
Потом ни с того ни с сего он ставит кастрюлю на пол посредине кухни и долго-долго бессмысленно смотрит на кухонный стол. Он подходит к стене и прижимается к стене лицом.
Так он стоит и не шевелится, с зажмуренными глазами, прилепив к белому кафелю кухни растопыренные грязные, покрытые песком пальцы. В глаза из тьмы наплывают лопающиеся мячики — багровые и темно-зеленые. Они соединяются и расходятся.
Папе кажется, что он спит. Может, все, что случилось с ним и Тарасиком, сон? Сейчас он проснется и увидит перед собой раскрытый учебник, а за плечами услышит спокойное дыхание Тарасика… Он подойдет на цыпочках к его кровати, погладит его мягкие волосенки и скажет шепотом: «Что же это, а? И всегда ты мне, человечек, валяешься на дороге!..»
Папа медленно разлепляет глаза.
