— Ой!.. Только не пугайтесь, Авксентий Христофорович! Порядок. Честное слово, порядок!
— Да какой же такой порядок, а? Вы кости ломать, а мне за вас в ответе быть?! Товарищ Сонам что сказал? Сказал: «Головой ответишь, Сафьянов!» Править, править надо, Валерия Александровна, неоднократное количество раз вам повторял, и сколько же говорить-то?! Эх ты, жизнь моя растреклятая!
— А я правлю.
— Правлю, правлю!.. Вдевайте-ка лучше ноги-то в стремена.
Пока усталый и раздраженный старик пререкается с бестолковой Лерой, попутчики-тувинцы успевают уйти далеко вперед. Уже не слышно больше их голосов, смеха, храпа их лошадей.
Тишина.
И тут Лерина лошадь вдруг останавливается посредине леса и начинает лениво жевать траву.
— Ну и конягу подсунул вам Монгульби, — с досадой говорит Сафьянов. — Под стать седоку, однако… Да что вы с ней церемонитесь-то, Валерия Александровна, отстанем, право!..
Лера дергает поводья, кричит «чук-чук», упирается изо всех сил стременами в лошадиное брюхо.
Но лошадь будто не слышит. Она долго паслась на лугу в колхозе «Седьмое ноября». Ей неохота подчиняться упрямой воле человека. Лошадь продолжает хрупать влажные стебли, лениво взмахивая хвостом.
Тогда, потеряв всякое терпение, Сафьянов принимается стегать ее.
— Ах, чтоб ты пропала… Чтоб ты подохла, чтоб…
И кажется, что в каждый взмах кнута он вкладывает не только ненависть к Лериному коню, но всю свою душу, распаленную гневом и усталостью.
— Пропади ты пропадом!.. Сгинь!..
Лошадь прислушивается. Она стоит, слегка отклонив набок голову, и вдруг, как будто наслушавшись вдоволь и не желая больше слушать, бежит. Нет, не бежит — несется вскачь. Вокруг — деревья, лес, кочки, бугры, ямы. Но лошадь ослепла — она не видит, не хочет разбирать дороги. Замирая от ужаса, вцепившись обеими руками в седло, бросив поводья, не смея понять, что же такое случилось, мчится Лера на пьяной от боли и страха лошади. Вперед, вперед, вперед!.. Свистят ветки. Хлещут по лицу листья. Бьет по ногам колючий кустарник и густая, высокая трава.
Вслед за Лерой скачет испуганный Сафьянов. Не слышны, но угадываются удары о землю тяжелых копыт его лошади.
Далеко позади остались всадники-тувинцы. Лере кричат что-то вслед, но что — не разобрать. Голоса людей сливаются со свистом ветра.
Наконец лошадь выносит ее на гладкий холмик, без леса и травы.
Внизу — обрыв. Лера хватает поводья, натягивает их. Но тут ее плащ, привязанный к седлу веревочкой, срывается и, скользнув по ногам лошади, сухо шурша, летит вниз, в пропасть. Лошадь, испугавшись, сейчас же поднимается на дыбы и — раз! — сбрасывает Леру на землю. Сбрасывает и останавливается, опустив голову, коротко и тупо взмахивая челкой. Чуть вздрагивают ее острые уши.
