Наконец природа преодолела; он спал двенадцать часов сряду, но с таким движением, что подобной сон способнее был истощить, нежели возвратить его силы. На другой день новое затруднение; он хотел непременно тебя видеть. Я представляла ему опасность умножить тем болезнь твою; он обещал дожидаться, когда не будет опасности; но его пребывание было также ужасно: я дала ему то почувствовать. Он перервал грубо мои слова. Береги варварское свое красноречие, сказал он мне раздраженным голосом: это будет уже слишком его употреблять на мою погибель. Не надейся опять также меня выгнать, как ты сделала при моей ссылке. Я сто раз приеду с конца света, чтоб видеть ее одно мгновение. Но я клянусь творцом моего бытия, прибавил он стремительно, что не поеду отсюда, ее не увидев. Отведаем, я ли сделаю тебя жалостливою, иль ты меня клятвопреступным.
Видя, что он решился непременно, господине д’Орбе изыскивал способы его удовольствовать, чтоб можно было тем склонить его к отъезду, пока не узнают о его прибытии; ибо никто не знал о нем в доме, кроме одного Ганца, в котором я была уверена, и мы называли его перед нашими людьми другим именем[1]. Я ему обещала, что в будущую ночь он тебя увидит, с тем условием, чтоб он не был больше, как одно мгновение, чтоб не говорил с тобой ни слова, и назавтра до свету поехал. Он дал мне слово; тогда я успокоилась, и, оставив моего мужа с ним, сама к тебе возвратилась.
Я нашла тебя гораздо лучше, оспа уже высыпала совсем; лекарь возвратил мне надежду. Я наперед согласилась с Баби, и хотя повторение жару было уже меньше, но как беспамятство еще продолжалось, то я выбрала сие время, чтоб удалишь всех, и велела сказать моему мужу, чтоб он привел своего гостя, судя, что пока не пройдет еще беспамятство, ты не будешь в состоянии его узнать, Нам трудно было удалить огорченного твоего отца, которой всякую ночь упорно хотел оставаться. Наконец я сказала ему с сердцем, что он ни чьих беспокойств ни во что не ставит, что я также положила сидеть; и что ему очень известно, хотя он и отец, что моя нежность не меньше его попечительная. Он пошел с огорчением: и так мы одни остались. Господин д’Орбе пришел в одиннадцатом часу, и сказал мне, что он оставил на улице твоего друга: я за ним пошла. Я взяла его за руку; он трепетал как лист. Проходя переднюю, силы ему изменили; едва он мог дышать, и принужден был сесть.
Тогда рассмотрев некоторые виды при слабом блеске отдаленного света: так, сказал он с глубоким вздохом, я узнаю те же места. Один раз в жизнь мою я их проходил… в том же часу… с такой же тайностью… я трепетал, как теперь… сердце у меня также билось… О дерзкий! я был смертный, и смел наслаждаться… Что я вижу теперь в том же убежище, где все дышало сластолюбием, чем была упоена душа моя; в том же самом предмете, которой производил и разделял мои восторги? образ смерти, печальное приготовление, несчастную добродетель, и умирающую красоту!
