– Что такое, Мария?
Она кашлянула и довольно улыбнулась.
– …Хи-хи, ничего…
– А? – я реально удивился: совсем не в ее характере звать меня без причины.
– Говорю же, ничего. Просто захотелось тебя увидеть… кха! кха!
Больше она ничего не сказала. Похоже, действительно она позвала меня только за этим.
Я вернулся в кухню, скребя в затылке. Закончив готовить удон, я отнес миску в гостиную.
Мария встала и, хоть и шатаясь от слабости, все же добрела до своей подушки. Сев на нее, она, однако, почему-то не взяла палочки, а лишь молча смотрела на миску.
– …Что-то не так?
– Просто кажется, что он очень горячий. Слишком горячий; даже если подуть, все равно есть нельзя.
– А, понятно. Ну, ешь не спеша, – ответил я. – Что? Чего ты дуешься?
– Какой же ты тупой. Вместо того, чтобы самому… кха! кха! …остудить их для меня. Какой же ты мужчина?
– Эмм…
Она говорит таким слабым голосом такие смелые вещи. Короче, она хочет, чтобы я дул ей на лапшу и сам кормил?
– …Ээ…
Эй, я же стесняюсь!.. Так ведь делают только парочки, у которых, ну это, любовь-морковь?..
– Быстрее.
– …Но я это… я стесня-…
– Быстрее, я сказала.
Похоже, она собиралась на меня так вот сердито смотреть, пока я не подчинюсь. Поэтому я сдался и сделал, как она велела.
Я взял своими палочками несколько лапшевин, подул на них и поднес ко рту Марии. Однако та есть не стала.
– …Эмм, что-то еще не так?
Она молча ухмыльнулась.
– Ты же не хочешь, чтобы я тебе сказал «скажи "ааа"», нет?.. – нерешительно спросил я.
– Кажется, на этот раз ты понял. Давай.
– …Скажи «ааа».
– Громче.
Вот блин!
– Скажи «ААА»!!! – и я выставил палочки. По-моему, я стал еще краснее, чем Мария с ее жаром.
Наконец-то она открыла рот и показала мне свой беззащитный, красный язык.
Должен признать, при виде такого ее лица мое сердце забилось сильней.
– Мм.
Она всосала лапшевины и, довольно улыбнувшись, сказала:
– Пресновато.
Вот же придира!
– Да, и остальное я съем сама, а то мороки много.
А несколько секунд назад она о чем меня просила?!
Однако Мария свою пытку только начала. Покончив с удоном, она принялась раздеваться. Внезапно. Без предупреждения.
Разумеется, под пижамой у нее ничего не было, кроме белья.
– Ч-что ты делаешь?! – завопил я, отчаянно отводя глаза.
– Моя пижама вся потная, потому что я ее не меняла весь день. Кроме того, я только что съела горячее. Ощущение такое отвратительное!
– Это еще не повод раздеваться у меня на глазах! Мария, ты что, от жара эксгибиционисткой стала?
– Ну, я, конечно, предпочла бы сходить в душ, но что если я там упаду в обморок? И потом, когда болеешь, душ неполезен. Поэтому, Кадзуки, оботри меня, пожалуйста, влажным полотенцем.
