Я вхожу в ворота и направляюсь к школьному зданию. Внезапно меня останавливает знакомый голос.
– Хосии!
Это Харуаки. Он подходит ко мне с насупленными бровями, толкая перед собой инвалидную коляску.
– Куда ты делся, Хосии?! Ты сегодня должен был заниматься Касуми, забыл, что ли?! Ты ведь этого ждал так же сильно, как она?! Почему, какого черта?..
Он имеет полное право злиться на меня.
– Все, все в порядке, Харуаки-кун… наверняка у Кадзу-куна есть причина! – защищает меня Моги-сан.
Ее слова добры, но сама она не может скрыть разочарования.
…Моги-сан… я бы с прегромадным удовольствием отключил мозг и наслаждался фестивалем вместе с тобой. Я бы с прегромадным удовольствием смотрел на твою улыбку, стоя рядом… но я не могу!
Я не должен придерживаться «роли», которую всучил мне этот мир. Если я поддамся этому искушению, то застряну здесь навсегда.
Подавляя чувства, я спрашиваю:
– Вы знаете Марию? Марию Отонаси?
– …Ты думаешь, сейчас самое время для вопросов, Хосии?.. Кто, блин, она такая? – зло спрашивает Харуаки.
– Она имеет какое-то отношение к тому, что ты пропал?
Как я и боялся, оба они ничего не знают про Марию.
– Аа… гх!..
Это слишком невыносимо. Я отворачиваюсь от них и бегу на крышу.
Спрыгнуть. Я должен спрыгнуть! Я должен умереть!
Что именно так невыносимо?
Они ничего не знают о Марии. Я не почувствовал в них ни следа Марии.
Но это ладно – к этому я был готов.
Почему же я так разбит? Почему я так потрясен и обескуражен? От чего я бегу?
Потому что все выглядело естественным. Несмотря на то, что мои одноклассники должны знать Марию, их неведение совершенно не показалось мне странным. Мария кажется далеким выдуманным персонажем из какого-то другого мира.
Я, единственный, кто помнит Марию, выгляжу куда более фальшивым, чем они.
Внезапно я осознаю нечто очень важное.
Мария.
К_а_к_о_й___д_е_в_у_ш_к_о_й___т_ы___б_ы_л_а?
Я начинаю забывать Марию… Сколько же меня крутила эта мясорубка времени, чтобы такое случилось? Да, время, проведенное мной в этом состоянии фальшивого счастья, уже давит достаточно сильно, чтобы расплющить меня.
Если я буду забывать ее и дальше – каков вообще смысл этого одинокого сражения?
– Ххааа… ххааа… ххааа…
Я мчусь, словно пытаясь стряхнуть сомнения, и наконец открываю дверь на крышу. Передо мной открывается багровый мир. У меня мало времени.
«Я люблю тебя, Кадзу-кун».
Этот мир – самый притягательный. Я хочу остаться в нем.
Однако эту мысль я тут же стряхиваю.
Я не буду колебаться. Я не хочу колебаться. Я не должен колебаться. Не оставляя себе места для сомнений, я взбираюсь на ограду.
