Лас-Вегас, ночь, бесплатный аспирин | страница 5



Боль в левом виске стала такой сильной, что он закрыл глаза и почти провалился куда-то. В наступившей темноте поплыли испуганные возгласы лилового, оранжевого и желтого цвета. На самом дне мозга вдруг выскочила мысль, что проклятая голова сейчас не выдержит и отвалится. Тогда ему придется сделать что-нибудь на манер Копельбаума. Встать, взять голову под мышку, раскланяться и уйти. Виртуальная реальность.

Появились двое с носилками. Старуху положили на носилки, набросили на нее белую простыню, быстро записали что-то и понесли. Старик побежал следом. Копельбаум широким движением левой руки усадил взволнованную публику.

– Все будет хорошо, – сказал он. – Я чувствую, что все будет хорошо. Я улечу сейчас, и мы расстанемся с вами. А потом я стану таким же, как все, как вы все, – он улыбнулся, – и поеду к маме, чтобы быть с ней рядом.

Флейты уже не было слышно. Свет потоками набегал на задумчивого колдуна в золотом плаще. Этот золотой плащ своим блеском почему-то усиливал мигрень. Копельбаум приподнялся на носках и вдруг мягко взмыл под самый потолок. Все ахнули. Он описал круг и, взмахнув рукавами, исчез из поля зрения.

Зрители расходились в недоуменном восхищении.

Он брел по улице, сжимая опостылевшую голову обеими руками.

Старуха, скорее всего, умерла. Он чувствовал, что ее уже нет. Старик сошел с ума от горя. Копельбаум взял их на роль родителей, потому что они напоминали героев рождественской сказки. Белые кудри и кукольные лица подходили к его золотому плащу, снегу и звукам флейты. Этот парень хорошо чувствует законы театра. У волшебника должны быть реальные родители со сказочным обликом. Теперь они умерли, придется искать других. Вдруг он остановился. А что, если других таких больше нет? Других нет и не будет, а эти только что умерли?

Холодный пот выступил у него на лбу. Раз ты уехала и бросила меня, то смогу ли я заменить тебя другой женщиной, а нашу с тобой жизнь – другой жизнью?

Проходящие начали со всех сторон толкать и задевать его, так как улица была узенькой, а толпа, хлынувшая с Копельбаума, не желала терять даром ни секунды своего праздничного времени.

Итак, ты уехала, а я остался, и мне нужно жить без тебя. Смогу ли я? Нет, не смогу. Я начну ездить по Европе, читать лекции и писать книги, но меня больше не будет. Этот «кто-то» буду уже не я.

Его затошнило. Казалось, что трещавшая от боли голова держится на нем косо, как плохо насаженная звезда на рождественской елке. Он свернул в маленькую боковую улицу. Перед глазами выросла бензоколонка с развернутым плакатом: «Заправка по самым низким ценам и… бесплатный аспирин!»