Это и впрямь было чудом — двести вооруженных граждан России, находившихся внутри ельцинского Белого дома, и несколько тысяч разношерстных его защитников, собравшихся снаружи, сумели устоять против пятимиллионной армии и сил безопасности, готовых пойти на них в атаку. Однако, как раз за разом повторяет Ветхий Завет, чудеса, исходящие от сил зла, не гарантируют последующей приверженности человека добру. Вскоре русские обнаружили, что жизненный уровень их падает, что вокруг — преступность и коррупция, что им навязывают, с одной стороны, авторитарные методы их прежней тоталитарной системы, и с другой — разброд и вседозволенность, проистекающие из ново-обретенных свобод. Да и сам Ельцин спустя недолгое время уже обстреливал из танков тот самый Белый дом, который некогда оборонял, и предпринял два военных похода на Чечню.
Тем не менее и он, и избранный им преемник Владимир Путин одержали ошеломляющие победы на президентских выборах 1996 и 2000 годов соответственно. Русское общество понемногу продолжало заново открывать для себя религиозные и нравственные основы жизни. Интерес к ним играл центральную роль в расцвете русской культуры начала XX в., как и в литературе русской эмиграции советского периода, — все это систематически возвращалось в Россию и издавалось в ней после падения коммунизма. Православие переживало период повсеместного восстановления церквей и крещения молодежи — равно как и заметного расцвета жизни церковных приходов, нередко руководимых молодыми образованными священниками. Другие христианские и иные вероисповедания также участвовали в восстановлении веры после крушения первого в мире эксперимента по использованию власти для искоренения религии.
Устойчивая авторитарная тенденция норовила вновь обратить Русскую Православную Церковь в основную и главную — как и в прислужницу власти. Даже многие из тех, кто получил православное крещение, предпочитали теперь называть себя просто христианами.
Любая крупная православная община России видела в XX столетии немало мученических смертей, и теперь Русская Церковь в России начала с запозданием чтить «новых мучеников», давно уже признанных Русской Церковью за рубежом. Однако общество в целом гораздо ревностнее, чем официальная церковь, чтило память последнего из новых мучеников, самого известного и деятельного из тех, кто нес проповедь христианства образованному молодому поколению поздней Советской России, — отца Александра Меня. В сентябре 1990 г. его зарубили топором по дороге в церковь, и убийство это так и осталось нераскрытым.
