Череп со стрелой | страница 108



Афанасий сунул в сумку шнеппер, пристегнул саперку и отправился в пегасню, втайне убежденный, что в последний момент передумает и вернется. Это было глупо: собираться, чтобы потом не нырнуть. Однако Афанасию так было проще. Пока ты идешь, ты думаешь, что еще сможешь перебороть себя, и тогда совесть не так тебя грызет.

По коридорам ШНыра Афанасий шел петлями, используя те лестницы и проходы, которыми реже пользовались. Таким образом он избегал случайных поручений, которые шныры обожают давать друг другу в любое время суток. Бывало, и до пегасни не дойдешь, а поручений тебе надают столько, что и в памяти не удержишь.

Себя Афанасий знал. Он по мягкости на все соглашался, только чтобы на него не давили и не повторяли сто раз одно и то же. Но потом понимал, что выполнить это не сможет, и нарушал обещание. Его отлавливали с воплями: «Мы же на тебя надеялись!» – промывали мозг и считали человеком необязательным. Афанасия это ужасно злило. Почему-то Родиона, который говорил всем «нет» и ничего ни для кого не делал, все уважали, а он, кому-то все-таки иногда помогавший, имел лишь бесконечные неприятности.

Под конец Афанасий, как человек бесхребетный, выработал свою собственную тактику. Он не говорил никому «нет» открыто, а лавировал между сильными, сталкивая их интересы. Например, Кузепыча посещала блестящая идея покрасить стены первого этажа и он поручал это Афанасию, поскольку другие, разумеется, отбояривались. Афанасий шел к Кавалерии и говорил: «Хочу предупредить, что завтра я буду красить! Начну с вашего кабинета. Вонь, конечно, три дня будет жуткая, все цветы у вас погибнут, зато все у вас тут будет такое приятное, серое. А дверь я сделаю цвета баклажанной икры».

Кавалерия содрогалась. Серый цвет она ненавидела до лютости. Почти так же сильно, как и цвет баклажанной икры.

«Чья это идея? Твоя?» – тихо спрашивала она. «Нет». – «А чья?» – «Не могу сказать. Хоть зарежьте – не могу! Получится, что я доношу на Кузепыча!» – с негодованием отзывался Афанасий.

Кавалерия мчалась к Кузепычу, и занудная работа срывалась, хотя Афанасий изо всех сил делал вид, что так и рвется красить и даже кисточку у него приходилось отбирать силой.

«Я обещал все покрасить, и покрашу! – вопил он. – И, кстати, Кузепыч, ты Суповну не видел?»

Кузепыч, смертельно боявшийся Суповну, тихо серел.

«А чего такое?» – спрашивал он. «Да ничего. Я сказал Суповне, что мы с тобой собираемся покрасить все кастрюли изнутри, и она теперь тебя ищет! Видимо, хочет цвет выбрать».