— И чуть светится окно…
— Кухня, — сказал я.
— Допустим. А фонарь зачем?
Сам бы хотел знать. Все ночи, пока я следил за домом, фонарь зажигали только два раза — в последнюю ночь. Сначала, когда чертова сука садилась в машину, подогнанную к крыльцу. Потом, когда приехала… с мальчишками.
— Крамер! Я с тобой разговариваю, Храмовник! Ты говорил, вокруг дома темно. Говорил, можно без проблем подобраться к самому крыльцу.
— Не было фонаря! Они его включали, только когда она в машину садилась.
— Н‑да?.. — с сомнением протянул Виктор. — Что‑то я не вижу ни одной машины. Вообще ни души. Так чего же горит фонарь?
Я потуже натянул перчатки. Можно подумать, это я виноват, что они сегодня решили включить фонарь!
— Может быть, ездили куда‑то? — сказал я. — Только что вернулись, а погасить забыли.
— Угу… Сам‑то себе веришь?
Я не мог различить его лица, но этот тон я прекрасно знал. Усмехается своей чертовой фирменной улыбочкой, с этаким вежливым сочувствием. Будто знает что‑то такое, чего ты не знаешь — и мало того, что не знаешь, так вообще никогда не поймешь…
— Если боишься, так и скажи!
— Я не боюсь, я опасаюсь, — сказал Виктор.
— Чего? Что мы ее вчетвером не завалим? Вчетвером — одну суку?
— Сука суке рознь, Храмовник.
— И что же в ней такого особенного?
Только я знал, что в ней такого особенного… Это плохое место. Очень плохое… Только к черту это предчувствие! Если разрешить себе поверить в него — все, пиши пропало. Не охотник ты будешь, а трясущаяся от страха марионетка…
— Ты знаешь, Храмовник, что в ней такого особенного… — пробормотал Виктор.
Злость.
Злость, вот единственная соломинка, которая не даст мне утонуть в страхе. И я с радостью отдался ей.
— Может быть, это ты ее выследил? Ты к ее алтарю ходил?! Ты ее волку хребет сломал?!
— Мальчишки, — сказал Виктор.
— Что — мальчишки?!
— Ты говорил, их двое.
— И что?!
— Они никогда не приносят в жертву двоих сразу.
Никогда… Много ты знаешь, отсиживаясь в городе!
— Мы с такими никогда не сталкивались, — уточнил я.
— Да нет, Храмовник, — сказал Виктор. — Таких вообще не бывает…
Очень мне хотелось возразить что‑то, но что? В отличие от меня, Виктор ходит к Старику не только ради ручной дьяволицы. Он вместе со Стариком корпит над сучьими фолиантами. Может быть, сейчас он прав.
— И фонарь… — пробормотал Виктор. — Не нравится мне это… А! Вот и наши мишки косолапые на хромой махинке.
Я оглянулся. Под холмом, откуда мы пришли, медленно ползли два красноватых огонька.
