И вдруг именно в этом взгляде мне отчетливо стала ясна причина его поступка. Большой ученый, он за все свои труды не получил никакой серьезной международной известности и славы. Почет и уважение в своей стране он заслуженно имел, но хотел да и заслуживал большего. Конечно, по этой причине его могли бы назвать человеком недостаточно духовно богатым, легко поддающимся мирским страстям и желаниям. Тысячи людей погубило их стремление оказаться на вершине славы, чтобы именно к ним были обращены взоры поклонников и почитателей их таланта. Их обуревает непомерное тщеславие, желание чувствовать себя выше других людей, и они редко задумываются, почему именно они умеют достигать вершин знания, а другие – не умеют. И мой профессор тоже встал в ряды не понимающих, что Господь Бог создал всех людей всякими, с их конкретными, но тоже разными жизненными задачами и целями, что просто талант, знание, богатство, власть, слава не делают человека выше остальных людей. Даже нищета не делает человека ниже – он просто другой. Но каждый, будь он в богатстве или нищете, славе или безвестности, глупым или умным, должен понять и сделать в жизни что-то свое, положить в свой рюкзачок нужный кусочек знаний и опыта, для того чтобы двигаться дальше. И для меня стало очевидным, что мой профессор, несмотря на все его научные заслуги, не сумел одолеть мудрости понимания мира с духовной точки зрения, и поэтому жалость к нему как к личности трансформировалась во мне в обыденную жалость к непонимающему человеку.
Мы подъехали к коттеджу.
Дед бесцеремонно вытащил профессора за воротник из машины и затолкнул в дверь коттеджа.
– Поймали! – обрадовался Синицын, увидев профессора. – С Цветком?
Я показал сумку.
– Слава Богу! Что же вы, Петр Андреевич, творите? – в негодовании спросил Синицын.
Профессор сел на диван и опустил голову, не говоря не слова.
– Надо его на завод отвезти, – обратился дед к своим парням.
Профессор встрепенулся и жалостно посмотрел на него.
– Что ты, пес, на меня так жалостно смотришь? Никто тебя убивать не будет, пошутил я, – сказал Василий Александрович профессору и, обратившись к парням, добавил: – Пускай в офисе недельку посидит, скажите, чтобы за ним приглядели и покормили, а через неделю можно отпустить.
– Что вы с Цветком сделать собирались? – обратился Синицын к профессору. – У вас ведь ключа нет…
Петр Андреевич бросил взгляд на Синицына.
– Я думал, что смогу открыть его… – пролепетал он себе под нос.
