Отзвуки чтения этого романа в произведениях Пушкина отмечались в печати неоднократно; так, не один раз улавливалось критиками сходство ситуации, о которой повествуется на первых страницах "Мельмота Скитальца", с той, которая описана в начале "Евгения Онегина": племянник и единственный наследник богатого дяди спешит доехать к нему в карете, получив известие, что дядя находится при смерти {См.: например: Кулешов В. И. Литературные связи России и Западной Европы в XIX веке, с. 185-186 (в изложении "Мельмота Скитальца" допущен ряд неточностей и первое издание этого романа отнесено к 1818 г.); Альтман М. С. Литературные параллели. - В кн.: "Страницы истории русской литературы. М., 1971, с. 42.}. Отмечалось сходство умирающего дяди старого скряги со скупцами у Пушкина {В комментарии к "Скупому рыцарю" Д. П. Якубович напомнил старого Мельмота, этот "классический для своего времени образец комического скряги", с которым Пушкин встретился в романе Метьюрина, см.: Пушкин. Акад., т. VII, с. 513.}. Исследователями делались также более мелкие сопоставления отдельных фраз или даже словосочетаний в произведениях Пушкина и в "Мельмоте Скитальце" {Д. Д. Благой в своей книге "Творческий путь Пушкина (1826-1830)" (М., 1967, с. 485-486, 696) высказал догадку, что словосочетание "мыслить и страдать" в элегии Пушкина "Безумных лет угасшее веселье" заимствовано им из "Мельмота Скитальца" (в частности, по французскому переводу м-м Бежен, о котором у нас см. выше, с. 632). Г. М. Фридлендер справедливо возразил против этого допущения (см. его статью в сб.: Поэтический строй русской лирики. Л., 1973, с. 93). H. H. Петрунина сделала предположение, что, назвав А. Ф. Закревскую "беззаконной кометой" в стихотворении "Портрет" (1828), Пушкин будто бы повторил словосочетание, употребленное также в "Мельмоте Скитальце" Метьюрина (см.: Петрунина H. H., Фридлендер Г. М. Над страницами Пушкина. Л., 1974, с. 42-49); однако и эта догадка малоправдоподобна: этот образ был одним из поэтических клише в английской и русской поэзии 20-х годов.}; все эти сопоставления кажутся случайными и малоубедительными, что не исключает, однако, несомненного и долголетнего воздействия Метьюрина на Пушкина.
Наряду с Пушкиным с "Мельмотом Скитальцем" рано познакомились (скорей всего по французским переводам, еще до выхода первого русского издания) в семьях М. Ф. Орлова и П. А. Вяземского. Едва ли можно сомневаться в том, что В. Ф. Вяземская узнала "Мельмота" от Пушкина в Одессе, но что интерес ее к этому произведению продолжался и в более поздние годы, подтверждается письмами к Вяземским М. Ф. Орлова. Отвечая, по-видимому, на просьбу, М. Ф. Орлов писал П. А. Вяземскому 18 февраля 1828 г.: "Любезный друг, у меня дом переделывают и все книги в ящиках. Я буду разбирать библиотеку не прежде двух недель и тогда не забуду прислать "Мельмота"" {Литературное наследство, т. 60. М., 1956, с. 42.}. Ровно через месяц (18 марта 1828 г.) М. Ф. Орлов писал В. Ф. Вяземской по этому же поводу: "...я, наконец, нашел том "Мельмота". Посылаю его Вам. Это чудо, что мне удалось его поймать, и возможно, что это объясняется его дьявольской природой. Как вы находите этот шедевр по таланту и по дерзости? Ему недостает только оказаться Гете, чтобы заставить всю Германию поверить в привидения и всерьез. Это эпиграмма против литературных мнений Вашего мужа. Вы можете передать ее ему под Вашим именем" {Там же, с. 43-44.}. Очевидно, "Мельмот" в это время служил предметом споров и несогласий ближайших друзей Пушкина.
