В дверь вкрадчиво постучали, послышалось вежливое покашливание. Гантимуров бесцветным голосом разрешил:
— Войдите.
Шмель протолкнул пухлый сверток. Боком проскользнул в дверь, бесшумно прикрыл ее за собой.
— Желаем здоровья вашему сиятельству, — Шмель нерешительно остановился около порога, беззвучно перебирая ногами.
Гантимуров посмотрел мимо него, едва заметно кивнул на невысокую лавку возле дверей.
— Торговых людей навестил? — равнодушно произнес он.
— Именно так, как говорит ваше сиятельство, стало быть, побывал у купцов Черных, — ощупывая рукой край лавки, ответил Шмель. — Торговые люди кланяются вашему сиятельству.
Гантимуров легонько кивнул головой на кровать, на которой сидел.
Шмель благоговейно положил сверток на цветастый пуховик и отступил к порогу. Все это он проделал быстро и бесшумно, как призрак.
— Штраф с торговых людей взыскан?
— Точно так, ваше сиятельство, — встрепенулся Шмель, вытаскивая лист бумаги из кармана. — Стало быть, все исполнено, как было указано вашим сиятельством. Вот расписка торговых людей на имя ихнего благородия. По две шкурки соболей справлено с одной души, итого, стало быть, четыре, с лапами и хвостами.
Гантимуров взял расписку. Шмель с безвинным видом давал объяснения:
— Торговые люди имеют что ни на есть большое желание поклониться ихнему благородию десятью соболями с каждой души. Мы, как служебная личность, не имеем нравов идти против их самоличных усмотрений, поэтому, стало быть, не включаем дарственную пушнину в казенную отчетность.
Лицо князя оставалось непроницаемым.
— Отчетные бумаги господину исправнику приготовлены?
— Именно так. Исполнены в акурате, стало быть, ваше сиятельство.
Гантимуров двумя пальцами взял со стола лист и пробежал сверху донизу: «...улов зверей в настоящем году и прошлом и ему предшествующем у тунгусов Витимского Острога всех родов был самым скудным в особенности соболей... И только вышеуказанным можно объяснить недоимку в отравлении ясачной пошлины названного Острога...»
Князь положил бумагу на стол и, не поворачивая головы, чуть приметно пошевелил тонкими пальцами. Шмель в мгновение ока подал ручку, успев шоркнуть перо о свои прилизанные волосы и обмакнуть в чернильницу.
Гантимуров неторопливо, почти вертикально начертил свою фамилию.
— Исполняете службу исправно, господин писарь, — по-прежнему не поднимая головы, произнес он.
Шмель обомлел. Растерянно сунул руки за спину, спохватившись, опустил их вдоль туловища, согнулся в поклоне.
