— В силе его я убедился, — вежливо отказался Салогуб. — Когда прилег я на твое ложе, меня охватило головокружение. Думал звать тебя, да не к месту останавливать службу. Слава богу, надоумил обратиться к этому напитку. Словно рукой сняло...
— Господь милостив, — заметил отец Нифонт и малость пригубил из рюмки.
Исправник пошевелил усами, наконец задал вопрос, который интересовал его:
— Почему в церкви стоит запах керосина, батюшка?
Священник взглянул на него, многозначительно поднял палец.
— В святом писании, запамятовал где, сказано: при окрещении ублажай голову окрещаемого елеем, но не имея под рукой должного, ублажай сие место благовониями великими... Керосин для голов инородческих даже пользительней: паразитов испепеляет. Тот же запах наполнял церковь еще при служении отца Ануфрия, — заключил отец Нифонт, приглашая гостя покинуть келью.
— Знавал я, батюшка, твоего предшественника, отца Ануфрия, — произнес Салогуб. — Великий был мошенник.
— Бог ему судья, — сухо ответил тот.
Исправник лукаво сощурился...
Выйдя на крыльцо, Салогуб почувствовал несказанное облегчение. Он расправил плечи, словно стряхивая удушье и сырость мрачной обители... Над головой висело ослепительное солнце, вздымая с земли едва приметную паутинку весенней испарины. Казалось, все кругом дышало. Дышали оживающая земля, густое чернолесье, и бледно-голубое озеро, и мшистые крыши домов, и охотничьи юрты.
Но гольцы по-прежнему сверкали блестящим изломом кварца. Их не коснулась весна.
Салогуб усиленно работал легкими, вдыхая этот многосложный весенний настой, одутловатое лицо его выражало блаженство.
— Инородцы сходятся на игрища. — Отец Нифонт, подобрав полы рясы, стал спускаться с крыльца. Из юрт выходили принарядившиеся люди с ружьями, луками. Одни седлали оленей, другие пешими торопились к озеру. Исправник проворно спустился с крыльца и, нагнав священника, не без интереса спросил:
— Любопытны ли их игрища, батюшка?
— Инородцы искусны в стрельбе, — ответил тот. — А равно и в езде на оленях. Сказывают, что Козьма Елифстафьевич, лучший стрелок, выбивал трубку из зубов бегущей супруги.
Салогуб даже приостановился от удивления, но отец Нифонт продолжал семенить ногами, и он поспешил за ним.
— Да однажды нечистый попутал ноги Валентины Семириконовны, то бишь первой супруги Козьмы Елифстафьевича. Споткнулась она, и стрела пронзила... Антихристовы дети! — неожиданно всполошился отец Нифонт. — Басурманы. Испоганили землю.
