Мой первый учитель физкультуры был видным парнем, ниже среднего роста, южных (одесских) кровей, смуглокожим и кучерявым. Один его глаз из-под густой черной брови глядел на нас, а другой в Арзамас.
Его фамилия была Шленский. Он себя понимал как красавца. Шел сорок пятый год. Каждый мужчина, имевший руки, ноги и голову на плечах, годился тогда в красавцы.
Моя школа стояла (и ныне стоит) против церкви. То есть правильнее сказать: школа противостояла церкви, а церковь — школе. Вполне атеистические основы мировосприятия мы усваивали под колокольный звон. Когда бывали в церкви большие службы, ну, например, в ночь на пасху, мы оставались в школе допоздна, проводили какие-нибудь мероприятия, раскрывали окна, выкрикивали что-нибудь атеистическое, чтобы слышали текущие и колготящиеся внизу верующие.
Наша школа была мужская, все ученики в ней были мужского пола, учителя же, как все человечество, делились на две половины: мужскую и женскую.
Математичка Калерия Викторовна — да, это была женщина! Красивая, волоокая, лет сорока, чуть седеющая и с усами, которые она, кажется, брила. Как многие отроки военных лет, я год не учился, математика мне не давалась, ни в зуб ногой. Калерия Викторовна по вечерам репетировала меня — два раза в неделю — по алгебре, геометрии и тригонометрии. Она меня вытащила за уши. А что ей оставалось? — с нее требовали успеваемость.
Низкий ей за это поклон!
Я не влюбился в математичку. Влюбляются в юных немок, англичанок, француженок и пионервожатых. До любовей нам было тогда далеко, в нашей мужской школе. На совместных с девочками вечерах мы жались по углам, от стеснительности прыскали в кулачки. Рано созревающие ныне чувства и потребности, эти самые игры в девочек-мальчиков в нашем отрочестве были замедленны, загнаны вглубь. Нас воспитывали, как в свое время телят, по методу холодного содержания, с тем чтобы мы не разнежились, не потратили себя на истому, выросли бы по-спартански закаленными, неподатливыми, жизнестойкими. Мы проходили в школе период яровизации, как семена перед севом.
Историчка наша, Тамара Петровна, была заслуженная учительница республики. Историю всех времен и народов она преподавала нам с никогда не убывающей в ней личной заинтересованностью, легко выявляла классовый характер даже самых давних событий и движений, расставляла идеологические акценты, делала явными скрытые на первый взгляд окраски, оттенки при расстановке сил на исторической арене. История на уроках Тамары Петровны становилась точной наукой, как математика. Увлеченная своим предметом до непроходящей легкой эйфории, Тамара Петровна находила в ответах своих учеников нечто такое, быть может, пока что и не сформулированное, но верно схваченное. Она была щедра на четверки, пятерки ставила реже. Получить у нее тройку — это надо было уметь. На моей памяти двойку она поставила единственный раз. Ее торжественность и восторженность уберегали нашего брата от двоек по истории. Даже от троек.
