Хозяин спас его. Принёс в дом, наточил, приладил новое топорище, очистил от ржавчины, дал работу, снова сделал его нужным и полезным, вернул смысл существования. Нет, не просто существования — ЖИЗНИ. Это был сильный, работящий человек. Его руки каждый день касались топора, наполняя своей силой, отдавая крохотную частичку души, день за днём, день за днём…
Калитка скрипнула, жалобно, протяжно. Жухлая трава зашуршала под чьими-то ногами. Это был не хозяин, хозяина он бы почувствовал. Ноги затопали по деревянным ступеням, раздался стук в дверь, за ним лязг замка и приглушённый хлопок — дверь закрылась.
Лёгкий ветерок гулял в ветвях старой берёзы, вокруг вязового пня сыпались мелкие жёлтые листья, кружились в предсмертном танце. В доме кто-то говорил, сначала тихо, потом громче, раздражённо. Хозяин спокойно отвечал незнакомцу, уверенным даже властным тоном, но уверенность была не полной, показной. Раньше такого не бывало. Хозяин всегда оставался полон самообладания. А сейчас — нет. Гнусная, предательская боязнь чего-то неуправляемого сквозила в его чувствах.
Время шло, страсти накалялись. Разговор вёлся уже на повышенных тонах. Кричал незнакомец, кричал и хозяин. К гомону голосов примешивались звуки какой-то возни, звон битого стекла, топот.
Неожиданно дверь распахнулась, и из неё буквально вылетел человек. Он споткнулся, упал на ступени и кубарем покатился вниз. Еще не успев до конца подняться, человек бросился бежать, цепляясь за землю и балансируя руками. Он бежал не к калитке, он бежал в сторону топора.
На пороге появился хозяин, разгорячённый, кулаки сжаты так, что костяшки пальцев побелели. Он быстро спустился по ступеням и широким размашистым шагом двинулся на незнакомца.
Что это? Чужая рука схватилась за рукоять. Топор явственно ощутил страх этого человека, дикий страх и злобу. Они душили его, затмевали разум. Рывок. Лезвие с еле слышным шлепком покинуло вязовый пень.
Незнакомец резко развернулся и топор в его руке описал короткую дугу. ЧВАК! Мокро. Мокро и липко. Снова рывок, что-то твёрдое мешало выйти. Ещё попытка, на этот раз сильнее. Послышался хруст и топор, увлекаемый чужой рукою, с противным чавканьем покинул своё временное вместилище, очерчивая траекторию веером кровяных брызг.
Микроскопическая частичка души хозяина в топоре затрепетала. Он УБИЛ ЕГО! Своего спасителя! Своего Бога!
Но нет, хозяин был еще жив. Он, каким-то чудом, успел убрать из-под удара голову. Топор рассёк ключицу, два ребра, распорол левое лёгкое, едва не дойдя до сердца. Но не убил. Хозяин полулежал на земле, опираясь на локоть правой руки. Рубашка практически полностью была залита кровью. Он попытался подняться, опершись и на левую руку, но не смог. От этого телодвижения и без того широкая рана раскрылась, обнажая разрубленное живое мясо и торчащие из него осколки ключицы и рёбер. Кровь широкой полосой текла на землю, окрашивая траву в тёмно-бурый цвет. Тогда он, сжав зубы, перевернулся на правый бок и пополз к калитке, хрипло крича. Но крика не получалось, скорее стон, тихий и булькающий. Кровь заполнила левое лёгкое и пошла ртом, носом, пузырилась в ноздрях. Большие кровяные пузыри. Тонкая, маслянистая на вид, плёнка переливалась разными оттенками багрового. Пузыри надувались, как зоб у жабы, и лопались, превращаясь в маленькие красные облачка кровавой пыли.
