Ваське надоело сидеть у Матрены, и он заканючил, запросился домой:
— Бабушка, есть хочу.
— Давно ли ел.
— Давно.
Известное дело, Ваську не переспоришь.
— Ну давай пошли, — согласилась бабушка. И уж встала идти, но тут кто-то затопал в сенях. Дверь широко растворилась, напустивши холоду, и в избу шагнул солдат. Старухи чуть не выронили свои веретена от неожиданности. Матрена тихонько ойкнула, вскочила, уронив прялку, и бросилась к солдату на шею с причитаниями:
— Коля! Сыночек мой! Пришел, живой. Ведь чуяло у меня сердце.
И Матрена залилась слезами.
— Полно тебе, — улыбнулся солдат. — Живой ведь, на ногах. Здорово, женщины!
Старухи тут все разом заговорили, кто-то заплакал, побросали свои прялки и обступили Николая со всех сторон. Каждая о своем спрашивает, не встречал ли где.
— Погодите, бабы, — сказал Николай. — Дайте раздеться хоть.
Он бросил свой вещмешок в угол, разделся и со всеми пошел здороваться за руку. Дошел и до Васьки.
— А это чей?
— А Евтихов, — объяснили старухи. — Евтихов Васька.
— А-а-а, — сказал Николай, как будто узнал Ваську. — Похож на отца. Мы ведь с Евтихом вместе на войну уходили. Ну давай руку, Василий Евтихович. Здорово, брат!
Васька подал свою руку, и солдат крепко пожал ее. Васька и обрадовался, и почему-то грустно ему стало. Он прижался к бабушке и чуть не заплакал. Бабушка молча погладила его по голове. От этого Ваське стало еще хуже, а он пробормотал:
— Пошли домой.
Бабы и ночь бы всю проговорили, охота им послушать Николая да посмотреть хорошенько на него, но Матрена зашумела:
— Что вы, бабы, отдохнуть ведь ему надо с дороги. Ведь пораненной он, и повязка еще не снята. Завтра приходите давай.
Все разошлись. На улице звезды, месяц, снег скрипит. Идет Васька и завидует Матрене, что пришел у нее Николай, а вот его отец не пришел еще. Да и придет ли?
Дома кот Киска трется о Васькины ноги, но ему нынче не до кота.
Хорошо дома. В теплом темном углу вдруг тебе скрипнет старое бревно.
— Гх-мы! — почудится Ваське в этом скрипе. — Гх-мы! Это ты пришел, Васька!
— Я, кому ж еще.
— А чего ты такой невеселый нынче?
— Да вот, придет ли с войны отец, не знаю.
Не бревну нет никакого дела до Васькиных раздумий.
— А я вот бревно, а прежде было деревом, высоченным деревом без единой червоточинки. Твой дедушка сразу меня заприметил, вот какая история.
Пока бабушка шарит ухватом в печи, Васька сует голову за печку. Тут, как обычно, висит хомут, от которого пахнет кожей и лошадью. Еще висела пара бабушкиных лаптей. Все обычно, все знакомо Ваське.
