Васька сидит с закрытыми глазами и все это видит. И даже слышит.
— Фу-у! — кричит елка, что за избой, другой елке, которая у амбара. — Фу-у! Все лапы онемели. Этот снег как навалится да как прижмет, так и не пошевелишься.
— Да-а! Ты верно баешь, — соглашается старая елка у амбара. — Пойдем-ка, соседка, сходим в лес, родню повидаем.
— Пойдем давай.
Вот и попробуй выглянь в такую ночь на улицу. Выглянешь, а там две елки, размахивая лапами, бредут в лес. Да еще и разговаривают скрипучими голосами. А видано ль дело, чтоб елки разгуливали? Да уж ночь-то такая дикая. И всякие там снежные митусни, завертушки разве не бегают по дороге? Им-то что, сами из снега, что им мороз да ветер. Только похихикивают, будто бы от щекотки.
Это так кажется, думает Васька, что на улице никого нет. А посмотришь — снежный дед бредет по полю, а на встречу ему снежная баба.
Деревья в лесу, как на базаре, все перетолклись, шумят, хлопают ветками друг друга, прихорашиваются. Попади-ка ты в экую пору в лес, так и не выйдешь.
Но деду Васькиному пора идти. Он сторожем на скотном дворе. Васька с любопытством смотрит на деда, как тот нехотя собирается, кладет в сумку вареную картошку, соль и кусок хлеба. Надо идти, ничего не поделаешь. Васька начинает воображать про него, как вот он вышел за деревню. Тут-то его и подхватили снежные вихри, которых Васька зовет митуснями.
— Не убрел бы мимо, — бормочет бабушка. — Экие потемки.
— Потемки, — вздыхает Васька. А сам воображает, как подхватили деда снежные заве́ртушки. Одна в бок толкнет, другая в спину тычка, да такого, что едва стоишь.
— Леший вас забери! — осердился дед. А леший тут как тут. Из лесу выскочил в кожаных рукавицах да с кожаным мешком. Схватил завертушек и в мешок. Сразу стало тихо, идти полегче. Шел, шел да и споткнулся впотьмах.
— Леший унеси эту дорогу!
Загоготал лешак, сграбастал дорогу и в мешок. «Что же дальше?» — подумал Васька и посмотрел на бабушку. А дальше вот что. Завертушки выскочили из мешка, снова все завыло, закружилось и так засадило снегом дедову бороду, что стала не борода, а целый сугроб.
— Знаште, я заблудился, — сказал тут старик, отворачиваясь от ветра. — Экие потемки.
— Верно баешь, — голос ему. — Потемки, старичок, потемки.
— Да кто ты, старушка? Нет ли у тебя дороги?
— Как нет, я ведь на дороге и стою.
— Это ты, Лукерья? — удивился дед. — Что-то я и не признал тебя.
А старушка отвечает:
— Какая тебе Лукерья! Снежная баба я. Будет Лукерья в такую вьюгу шататься, дожидай. Спит уж, поди, на печке.
