Мы садимся на подоконник, такие там широкие подоконники с цветными подушками.
— Здесь вкусные круассаны, — говорит мама. Никаких тебе «после супа».
Я вдруг придумываю одну штуку. Если сейчас круассаны и кофе куплю я, а не она. Это будет космически взросло.
— Два круассана и два кофе, — говорю я, и голос предательски ломается; ну и что, повторяю ещё раз.
Мама сияет.
А я спотыкаюсь, конечно, о свой самокат. И словно в замедленной съёмке вижу, как кофе вырывается из стакана, прямо подпрыгивает там, внутри, и … Только не на маму!
И он слушается, и аккуратно проливается на самокат. Ну, и на меня немного, но главное — не на неё. Сейчас она скажет: ну, как всегда!
…Но она не говорит. И что джинсы буду сам стирать, тоже не говорит.
Просто даёт мне салфетку. И улыбается, улыбается!
Потом мы пьём кофе.
— Как у тебя дела? — спрашивает она.
— Нормально, — отвечаю я. Чего ещё говорить- то?
У неё звонит телефон.
— Женя? Извини, я сейчас занята… Да, потом. Мы тут кофе пьём. С кем? С Игнатом! — гордо-гордо говорит она и жмёт отбой.
И я тут же неожиданно рассказываю ей и про Марго, и про новенького Зайцева, мне вдруг становится так легко говорить…
И она тоже рассказывает про театр…
А потом ей надо бежать, и мы уходим, она бежит через дорогу… Я раскрываю самокат.
Внутри меня круассан и кофе, и какое-то страшное удовольствие.
Улица идёт чуть под горку. Ближайшее метро — совсем рядом, но вверх. И я не могу удержаться — еду вниз. Просто встаю на свой самокат и толкаюсь. Здесь не асфальт на тротуаре, а гладкие плиты, как в метро. Идеальные!
И я качу вниз… остаётся только чуть притормаживать — люди же, люди на троутаре…
Машины стоят в пробке. А я лечу! Ослепительный, сумасшедший даунхилл! На полкилометра, наверное.
И потом, пока я еду в метро и привычной дорогой качу дальше домой, у меня в ушах только свист ветра и скорость, скорость, как я качу вниз по Дмитровке.
Внутри метро — его нутро
Оно многокилометро —
вое. И не влезает в стро…
И только в подъезде я понимаю, что забыл взять у неё ключи. Забыл!
Автоматически беру свою сумку с подоконника и встряхиваю её. Будто какой-то звон?…
Не мелочь ли?
…Нет, не мелочь. Ключи аккуратно лежат во внутреннем потайном кармане.
Их там не было! Я же смотрел!!!
… Это был мне подарок. Иногда за рассеянность полагается не наказание, а подарок. Вот, как мы с мамой пили кофе. Хотя это была не рассеянность, а… Ну, не знаю. Когда ключей не было — точно! — а теперь они есть. Это что?
