Вот эти всякие ротонды с колоннами, башенки… Я им киваю, как своим; но в идеале мост должен быть чистым, всё подчинено смыслу. Смоленский метромост, стальной, однопролётный, арочный. Мне нравятся сами слова даже.
Пешеходный мост Богдана Хмельницкого. Он красивый, но меньше мне нравится, чем метро. Он какой-то специальный, для красоты. Стекло, фонари… И потом, когда я выскакиваю из под него, там есть страшное место. Лестница вниз, нет ограждения. И всегда после этого места я долго ещё представляю себе, как я почему-то не свернул дальше на тротуар, а загремел по этой лестнице вниз, в воду…
Москва стремительно проносится мимо меня. А на воде встречают старые знакомые, их так мало кто знает, а я люблю. Люблю речфлот. Знаю по именам. Полуразвалившаяся облезлая Атлантида. Сияющий теплоход «Рэдиссон»; парадная «Аллегрия» (ужасное название. Вы ведь тоже прочитали «Аллергия», да? Я долго не мог понять). Но это не то.
Главное — работники реки, баржи. Катера. Удивительный «Ковров» на Саввинской набережной (это я уже пол-Москвы прошил). На «Коврове» валяется какой-то мусор, и реальный ковёр висит-сушится. Второй месяц сушится. Зачем?… И велосипед валяется чей-то, и матрас. Вот там люди живут. Работают, живут. Что за люди?… Работают в Москве на воде. И для них есть такие важные слова: навигация…
На ржавой корме «Коврова» написано краской: «Шаланда». Привет тебе, Одесса, Приморский бульвар, каштаны, ездили с папой осенью, летом тоже ездили, но мне не понравилось, а осенью! Как же там осенью красиво.
Позади «Коврова» через реку — огромная ТЭЦ. ТЭЦ 12. Рабочая штука, две трубы, такая же, как мой речфлот. Без бантиков-рюшечек. Механизм города.
И тут же, перед Новодевичьим монастырём, Гессе. Привет, Гессе.
На старом доме штукатурка выцарапана так, что вышел портрет. Человек и город; лицо старого человека в очках на три этажа. Я смотрел в интернете, просто этот адрес набрал, Саввинская набережная, 27, и знаю теперь, что это Гессе, немецкий писатель, «Игра в бисер», книжка стоит дома. Пока не читал, но скоро возьмусь. И я теперь здороваюсь с ним. Привет, Герман, это я.
И прощаюсь с машинами. Последний мост — двойной; железная дорога и Третье Транспортное кольцо, пролетаю под ними — и я в Лужниках.
Москва пропахана с севера на юг за двадцать минут. Московский воздух намотан на мои восемь колёс. Я когда-то услышал папино выражение: «этот путь берётся ногами», в том смысле, что такое расстояние пешком можно пройти.
