— Да, как моя любовь.
— Тогда ее должно хватить на одну ночь. Я полагаю, что тебе лучше оформить ее в письменном виде и отдельно подготовить наиболее удачные места. Их ты прочтешь там, а все целиком я посмотрю дома.
Где-то вдалеке зазвенел звонок.
— Ну, ладно, — сказала она, вставая, — сегодня ты хорошо подготовился, я довольна.
В дверях она остановилась и сказала, обернувшись:
— И не забудь напомнить, чтобы в следующий раз я тебя поцеловала.
Она вышла из аудитории. Он немного задержался, убрал блокнот, достал микрокалькулятор, что-то на нем подсчитал, после этого выбежал в коридор и скрылся за поворотом.
Аудитория опустела. Это хорошая аудитория. Ее мне не уступят.
Мы вошли в последнюю аудиторию на этаже. Это было огромное помещение со стеклянным куполом вместо потолка. Стеклянные двери открывались на крышу, солнце играло на столах, преломляясь в неровностях стекла.
Красивая, чистая аудитория, не моя.
Своей аудитории я не нашел, зато мне не надо наводить в ней порядок. Но почему в моем сне так много чужих аудиторий?
Через стеклянные двери мы вышли на крышу. Так проходил путь на кафедру фарнухтологии. Мы прошли над институтом, грохоча жестью крыши. На противоположной стороне несколько человек загорали с таким легкомысленным видом, будто все происходящее в моем сне их не касалось.
— Вот сюда, — сказал мой проводник, показывая на слуховое окно.
Из всех помещений института это, скорее всего, было самым пыльным. Это был то ли чердак, то ли подвал со слуховым окном. Прямо передо мной стоял письменный стол, на нем — компьютер. За спиной у сидевшего за столом был книжный шкаф со стеклянными дверцами. Сбоку, над дверью, висел портрет солидного мужчины в очках и с галстуком-бабочкой. Денстиллет, наверное.
Мое появление вывело из оцепенения ученого, сидевшего за столом. Кажется, он всегда цепенел, когда не разговаривал со мной. Я это заметил еще когда он принимал у меня экзамен.
Теперь он снова зашевелился, укутался поуютнее в свою мантию и вопросительно на меня посмотрел.
— Все это, — я обвел рукой вокруг себя, — это мой сон. Вас это удивило?
Он пожал плечами.
— Если нам снятся другие миры, в которых нам, возможно, только предстоит побывать, — сказал он, — то почему наш мир не мог бы присниться кому-либо? Так Вы поэтому не подготовились к экзамену?
— Я не знаю, что такое фарнухтология. В моей реальности ее нет.
— Так Вы не ориентируетесь в собственном сне, молодой человек? Должно быть, ложась спать, Вы не проветрили помещение.
