— Знаешь, — от напряжения Толя стиснул пальцы, стараясь держать себя в руках. — Реальные друзья лучше воображаемых.
— Реальные друзья? — Неназванный не выдержал, расхохотавшись. — Кого ты называл друзьями, ты хоть вспомни! Тех, кто тебя кидал раз за разом? К кому ты сам приползал, как побитая шавка, извиняясь за их же предательство? Или тех, кто приходил к тебе? Кого ты прощал, уже зная, что через парочку месяцев будешь с разбитым лицом выть, как псина? Ну что ж, давай, продолжай лизать руки тем, кто тобою пользуется, а потом плакать и убегать в свой придуманный мир, и даже там жаловаться на судьбу? Ха.
Внезапно резкое движение. Прежде чем Толя успевает отступить, оборотень оказывается вплотную к нему. Неудачное движение, мгновенный испуг, когда не удается увернуться в сторону, и в плечи врезаются крепкие ладони, пока ещё не сжимающие когти.
Пока ещё.
Вот только усеянная зубами искаженная пасть Неназванного и его злые глаза маячили в непосредственной близости от лица. Речь отбило намертво, и парень лишь жалко что-то провыл, отчаянно пытаясь вывернуться из захвата, но в итоге оказавшись твердо припертым к стене. Когти царапнули плечи. Неглубоко, но Толя явственно ощутил, как по коже потекла струйка крови.
— Я. Я был твоим настоящим другом, — прорычал Неназванный. — Был всегда рядом. Тем стальным стержнем внутри, что позволял тебе не сломаться; тем, кто заставлял раз за разом тебя вставать с колен; я был твоим внутренним голосом. Я был тобой, потому что ты хотел быть мной. Ты хотел быть гордым и сильным волком, а не гребанной псиной, прирученной человеком. И ты, отчасти, был. Благодаря мне.
Он забыл уже это чувство: боль от порезов, скользкую кровь. То, о чём столько раз беспечно писал, а теперь вновь чувствовал на своей шкуре. Как когда ребенком сидел на асфальте, вытирая кровь с разбитого лица и отчаянно стараясь не реветь от боли, обиды и унижения, в очередной раз узнав, что мир жесток — совсем не как в сказке — и у него есть зубы. Тот ужас, охватывающий с головой, когда впервые вживую видишь труп, беззвучно глотая свой страх и понимая, что мог оказаться на его месте. Когда некуда скрыться от голоса из включенного на полную громкость родителями телевизора, бодро и в красках рассказывающего об очередной реальной войне и реальной катастрофе.
Подавить страх. Попытаться убедить себя в том, что если он не разорвал тебя сейчас и зачем-то говорит с тобой, то он не убьет. Взять себя в руки и смотреть прямо в эти жёлтые глаза. Попытаться совладать с голосом и перестать скулить от ужаса. Когда над тобой нависает чёрная громада, уже совсем не похожая на человека, а у тебя нет оружия, нет ничего, кроме голых рук, у тебя нет и шансов. И выть не имеет смысла: если оно захочет — оно убьет мгновенно, или ещё хуже — не мгновенно. Сопротивляться не имеет смысла. Остается только попытаться со своей
