Первая Бастилия | страница 13
Когда Володя вошел в лавку Поденщикова, часы за прилавком начали отбивать время. Володя осмотрелся. Лавка ничем не отличалась от сотен подобных бедных заведений, где можно купить фунт колбасы и пузырек химических чернил, кусок мыла и восковую свечу. За прилавком этой обычной лавки стоял обычный приказчик, который каждого вошедшего встречает вопросительным взглядом: что вам угодно?
Володя вошел в лавку и, не зная, что делать дальше, принялся рассматривать товары.
Тогда стоявший за прилавком спросил:
— Что вам угодно, господин студент?
Этот вопрос усилил Володино смущение, и он ответил первое, что ему пришло в голову:
— Будьте любезны... будьте любезны... Мне полфунта монпансье.
— С удовольствием, — отозвался приказчик и, вооружившись лабазным совком, принялся насыпать в кулек разноцветные леденцы.
Потом он взвесил и протянул Володе покупку. Володя полез в карман за деньгами. Он рассчитался бы и вышел на улицу, если бы продавец не спросил:
— Простите, вы, часом, не Ульянов?
— Ульянов!
Человек за прилавком улыбнулся. Улыбка медленно распространялась по его лицу, глаза заблестели добродушной радостью, а зубы сверкнули ровной белой полоской.
— Так вот вы какой... молоденький!
Приказчик высыпал свешенное монпансье обратно в ящик, и леденцы застучали, как морские камушки.
— А я — Поденщиков. Очень рад с вами познакомиться. Ну идемте, идемте!
Он приподнял, как шлагбаум, прилавок и пропустил Володю. Затем отворил дверь, ведущую во внутреннее помещение.
— Кто это? — спросили из комнаты.
— Брат Ульянова, — коротко ответил Поденщиков, слегка подталкивая Володю в плечо.
Володя обратил внимание, что слова «брат Ульянова» Поденщиков произнес, как пароль.
Володя вошел в комнату, поклонился и почувствовал, как у него горят уши. В комнате было много народу. Некоторые сидели вдвоем на одном стуле. На столе, сверкая медными доспехами, стоял самовар. Самовар был большой — ведра на полтора — и вытянутый. Он был похож на Дон-Кихота, а стоящий рядом пузатый чайник с заваркой — на Санчо Панса.
Люди, собравшиеся вокруг самовара, были молоды. На большинстве из них блестели пуговицы форменных студенческих курток. Они смотрели на Володю со снисходительным любопытством, при этом курили, прихлебывали горячий чай и бренчали ложками, размешивая сахар. Их независимый вид как бы подчеркивал, что Володя — новичок и еще не известно, станет ли он в этом обществе своим человеком.
Володя, вероятно, так и стоял бы на пороге, если бы Поденщиков не продолжал тихонько подталкивать его вперед к свободному стулу.