Но Вера Ильинична еще месяц назад укатила в Африку обучать африканских колдунов. Мысль же о милиции сразу ушла из его головы. Смущало только одно: почему за дочь просили так немного, всего пять тысяч рублей… Этого Семен Ильич никак не мог понять: «В наш жлобский век, когда за деньги люди друг друга в гроб загоняют, и вдруг такая чистота — всего пять тысяч рублей! Курам на смех!»
Ему даже стало до слез обидно. «Что же, за мою дочку — и пять тысяч всего… Как за поганку какую. Сейчас за кота, если украдут, тысячи „зеленых“ просят… Что ж, моя дочь хуже кота?! Нет, так не пойдет. Я им доплачу. А потом, что ж это за бандиты такие, не от мира сего… А?.. Что творится-то на свете, что творится?..»
И Семен Ильич встал в перманентном изумлении, дожидаясь звонка.
Иллюстрация: Юля Блюхер
…Дуню прихватили, можно сказать, на лету. Она шла по вполне спокойной, нормальной улочке, по краю тротуара, немноголюдной, правда. К тому же все куда-то спешили. Вдруг около нее притормозила внушительная по размерам, но видавшая виды легковушка — она и не обратила на нее внимания, задумавшись ни о чем. Не обратила она внимания и на то, как оказалась в самой этой машине на заднем сиденье, в середине, а по бокам ее оказались два неопределенного, даже серенького вида мужичка. Взглянув на них, невозможно было сказать, кто они. Но за рулем сидел крепкого вида человек средних лет, и вид его был какой-то жутковато-обычный. Один его затылок внушал Дуне ужас. Этот ужас и пробудил ее.
Мужички же около нее, вроде бы некие криминальные работяги, были послушны водителю, как псы.
Ужас ушел внутрь Дуни, и она замерла. Она вообще не была склонна к крику. А чего кричать — когда вокруг ничто не подчинялось ее воле. «Заткнут рот — и убьют», — подумала она.
И вот они все ехали и ехали. Молча. Ни одного слова, только иногда покрякиванье.
Дунечка, которая вообще отличалась странным отношением к своей жизни, хотя и дрожала потихоньку, но внутренне думала, что все обойдется, даже если ее убьют.
Так прошло часа три. Москва уже была позади. Наконец они въехали, видимо, в какой-то дачный, но полузаброшенный поселок, который и определить нельзя было точно — поселок ли это, деревня, дачи или просто дома.
Дом, к которому они подъехали, был огорожен надежным забором, но таким, который не бросался в глаза. Сам дом был внушителен, немалый, но деревянный и даже страшноватый своей какой-то неопределенностью. В таком доме вполне могли жарить младенцев, но также реально устраивать тихое, человечье чаепитие с душеспасительными разговорами о пользе загробной жизни.
