Когда отдаленный шум утих, Боромлев вдруг услыхал рядом с собой какой-то шорох. Он стал смотреть на своего соседа и ему стало казаться, что под восковой кожей его лица медленно и осторожно бежит кровь и что в его карих зрачках пробегают какие-то искры. Затем эти глаза начали как будто оживляться, и точно могильный огонек загорался в зрачках, а под сюртуком, в том месте, где у настоящего человека находится сердце, что-то медленно зашевелилось. Неподвижные складки лица стали расправляться и вдруг нижняя губа слегка опустилась. Боромлев в ужасе хотел отвернуться, но все члены его оцепенели, и он сидел точно прикованный.
В это время на пороге внутренней лестницы показалась, наконец, смуглая дама, которую он так долго ждал, и кивнула Боромлеву. Он хотел встать, но не мог; зато его восковой сосед неожиданно вскочил, быстро, почти бегом, направился к ней, подал ей руку и оба исчезли. Он сделал опять попытку встать, но это было невозможно; даже дыхание в нем остановилось. Проходили, как ему казалось, часы, а он не мог шевельнуть пальцем. Глаза его затуманились от страха. Наконец где-то далеко зазвонил колокольчик, ему в ответ другой — поблизости, затем сразу зазвонило несколько колокольчиков, и все куклы сразу двинулись со своих мест и побежали по внутренней лестнице наверх. Боромлев страшно вскрикнул и очнулся. К нему подошел сторож и сказал: «Музеум скоро закрывается, господин, а та дама, о которой вы спрашивали, поднялась наверх, к индейскому фокуснику». Он вскочил; воскового господина возле него уже не было; на спинке дивана был только поставлен нумер.
— А где же № 132? — спросил он.
— Он сломался еще за границей, — отвечал швейцар, — и еще не замещен.
— А в каталоге его нет?
— Нет; его нет в каталоге, и мы не знаем, кто это такой…
Остальные фигуры по-прежнему стояли на своих местах. Боясь опоздать, Боромлев быстро стал подыматься наверх, по внутренней лестнице. Оттуда, сверху, доносились звуки музыки.
Сбоку широких дверей, ведущих в верхний зал, был повешен большой транспарант, на котором огненными буквами было написано: «Бал автоматов. Посетителей просят при входе опускать в кружку серебряный рубль». У дверей стоял большой черный негр и весело сверкал своими белыми зубами. Боромлев опустил рубль, дверь отворилась и тотчас же за ним захлопнулась. Бал, очевидно, был в полном разгаре. Невидимая музыка (должно быть, это был очень хороший орган) играла шумный парижский вальс и несколько пар отчетливо и плавно вертелись по залу. Пастушка танцевала с каким-то генералом в кирасирской форме, маркиза с Мефистофелем, древний старик с взъерошенными волосами бодро вертел первую балерину в коротких газовых юбках и в розовом трико. В одном из освещенных углов красивая полная дама обмахивалась веером, два кавалера, наклонясь к ней, что-то ей говорили, и все время смеялись в такт вальсу, — и везде были группы гостей в самых разнообразных позах и все они шевелились и старались шуметь, сколько это было возможно.
