— Лейтенанту Малютину три комплекта немецкой формы, включая одну офицерскую.
— Капитанскую, майорскую? — спросил Нефедов.
— Молод он еще для майора… — Иноземцев смерил лейтенанта взглядом. — И теплую землянку, где лейтенанта никто не побеспокоит, включая женский персонал.
— Так это ты его у нас просил? — тихо произнес Егоров, склонившись к уху Иноземцева, когда они отошли от Малютина.
— Что, уже жалеешь, что отдал? — хмыкнул Иноземцев.
— Да уж… Ты ведь знал, кого просить… Глаз у тебя, Сергей Павлович, алмаз. Сразу видишь нужных тебе людей.
— Это навряд ли. Не всегда и не тех людей я считаю нужными и полезными… И потому до сих пор служу майором, хотя и на полковничьей должности, — сказал Иноземцев.
— Прекрати, Сергей, — тихо ответил Егоров. — Опять ты за свое. Прекрасно знаешь, чего мне стоило пробить твою кандидатуру в академию. Но ведь пробил же?
— Так это ты меня сосватал? Я тебя, кажется, не просил…
— Просто ты достойнее других, уж я-то знаю… Как, впрочем, и на должность комполка тоже я тебя пробивал. Это уже было полегче.
— Не понял. То есть ты же меня и назад завернул из академии?
— Угадал. Но это уже было намного легче…
— И правильно сделал, Игорь Андреевич, — подумав, сказал Иноземцев. — Мы с тобой кадровые офицеры. Идет война, и не можем мы, не имеем права прохлаждаться в тылу. Это я тебе говорю не для красного словца… Сам понимаешь, будет подло бросать перед концом войны, когда гибель любого солдата или просто подчиненного особенно болезненна, тех, с кем мы воевали от границы и до границы и кто нам с тобой доверял.
— Знаю, Сергей, знаю и понимаю… Как и то знаю, что ты из-за меня претерпел в тридцать седьмом, когда меня арестовали как троцкиста…
Иноземцев прижал палец к губам, кивнув в сторону прислушивающегося к их беседе капитана Шульгина.
Малютин зашел в отведенный ему блиндаж. Там было сумрачно, тепло и тихо. Только дрова потрескивали в буржуйке. Он лег на нары, блаженно вытянулся, закрыл глаза. И — мгновенно заснул… Ему снились мать и отец, а также сестренка Зина. Будто рано утром его разбудила рука матери, севшей с ним рядом. А когда она стала гладить его по волосам, он открыл глаза и проснулся…
Мгновенно вскочил, машинально схватил автомат, лежавший под свернутой вместо подушки телогрейкой, и сидевшая рядом чемпионка по стрельбе Оля Позднеева поспешно отняла руку и тоже вскочила.
— Кто?.. — спросил он и только тогда заметил у нее в руках свою выстиранную и тщательно выглаженную гимнастерку.
