Молодой человек в белом халате прохаживается, покуривая, по саду. Скорее всего, это молодой врач. Ветер развевает его красивые волосы, белый халат плещется, как флаг. Трепли, ерошь их, буйный ветер! Ведь девушки тоже любят растрепать эту пышную шевелюру… Какая уверенная посадка головы, какая молодость и нескрываемое самодовольство!
По дорожке бежит молодая сестра, платье липнет под ветром к ее красивым ногам. Обеими руками она придерживает волосы, глядя снизу вверх на растрепанного, рослого врача и что-то быстро говорит ему. Ну, ну, сестра, зачем же такой взгляд и эти волосы…
Молодой врач эффектным жестом отбросил сигарету и, прямо по газонам, зашагал к корпусу. Ага, кто-то из больных умирает! Потому и надо идти тем самым медицинским шагом, в котором есть поспешность, но нет растерянности. Врачебную помощь требуется оказать спокойно и рассудительно. А поэтому, молодой человек, не спешите чрезмерно к ложу умирающего! Ты же, сестричка, беги скорей, беги легким шагом, в котором чувствуется забота и усердие. Кстати говоря, от этого несколько выигрывают твои прелести. Хорошая девушка, скажут люди, жаль, что такая пропадает в больнице.
Значит, там кто-то при смерти. Под вой ветра и шум мечущихся деревьев умирает человек. В больнице привыкли к смерти, но все-таки… Горячая рука шарит по белому одеялу. Жалкая, беспокойная рука, за что ты хочешь ухватиться, что хочешь оттолкнуть? Что, никто тебя не берет? Ну, ну, ладно, я здесь, не бойся, не ищи. Уже нет того страшного одиночества, которое тебя так пугает. Молодой врач наклоняется, волосы падают ему на лоб, он берет встревоженную руку, щупает запястье и бормочет:
— Пульс нитевидный, агония. Поставьте здесь ширму, сестра.
Но нет, мы не посадим этого легкомысленного юнца к постели человека, умирающего под раскаты небесного органа, под звуки vox coeli, vox angelica[43] и скорбных людских голосов. Нет, сестричка, это не exitus, это только припадок, скажем сердечный. Холодный пот и беспокойство — это страх, вызванный ощущением удушья. Впрыснем ему морфий, и он уснет…
Писатель отворачивается от окна.
— Доктор, — спрашивает он, — что это за корпус, там напротив.
— Терапевтический, — ворчит хирург, не сводя глаз с пламени спиртовки. — А что?
— Просто так, — отвечает писатель, снова устремив взгляд в окно, на кроны деревьев, раскачиваемые ветром. Стало быть, это сестра из терапевтического. А я то уже начал воображать, как у нее дрожат губы, когда она стоит у кровавого стола в операционной. «Возьмите это, сестра, и дайте вату… Вату!» Все происходит совсем не так. Она торчит около больного как кукла (потому что еще неопытна) и глядят на растрепанную шевелюру молодого человека в белом халате. Ну, ну, все понятно! Она влюблена в него по уши и часто заходит к нему в кабинет. Какой красавчик, какой самоуверенный лохматый фанфарон! Не бойся, девочка, с тобой ничего не случится, я ведь врач и знаю что к чему.
