Том 3. Романы | страница 79

— Это Михаль Гордубал, брат покойного. Он временно хозяйствует тут…

Михаль Гордубал низко кланяется господам.

— Аксена, Гафия, живо подайте господам стулья.

— Не надо, хозяин, не надо. А почему вы не вставите новую раму, холодно ведь, сквозит из окна.

— А зачем новую? В суде рама-то, жалко покупать другую.

— Так, гм… Я вижу, вы заботитесь о Гафии. Она умный ребенок, берегите ее хорошенько, сиротку. Это ваша жена, не так ли?

— Верно, господин, верно. Деметрой звать, Ивана Вариводюка дочка, из Магурице.

— Вижу, вы ждете прибавления семейства.

— Ждем, ждем, коли пошлет господь, да святится имя его.

— А нравится ли вам в Кривой?

— Нравится, — говорит Михаль и машет рукой. — Простите, господа, а нельзя ли и мне на работу в Америку?

— Как Юрай?

— Как он, покойник, дай ему, господь, царствие небесное.

И Михаль провожает господ к воротам.

Суд возвращается в город. (Н-но, лошадки, н-но, важных гостей вы везете! А деревня похожа на Вифлеем, ей-богу!)

Судья наклоняется к прокурору.

— Еще не поздно, коллега. Не закончить ли нам с этим делом на вечернем заседании? Ведь сегодня разговоров будет меньше, чем вчера…

Прокурор слегка краснеет.

— Сам не знаю, что со мной вчера сделалось. Говорил точно в трансе. Словно я не прокурор, а мститель. Хотелось греметь, проповедовать…

— Мне показалось, что я в храме, — задумчиво произносит председатель. — Вся публика затаила дыхание. Странные люди… Я тоже чувствовал, что мы судим нечто большее, чем преступление, — мы судим грех…

Слава богу, сегодня в зале будет пусто. Сенсация миновала. Все пойдет как по маслу.

Все пошло как по маслу. На вопрос — виновен ли Штепан Манья в предумышленном убийстве Юрая Гордубала? — присяжные восемью голосами ответили «да» и четырьмя «нет».

И на вопрос — виновна ли Полана Гордубалова в соучастии в убийстве? — ответили «да» всеми двенадцатью голосами.

На основании этого вердикта присяжных суд приговорил Штепана Манью к пожизненному тюремному заключению, а Полану Гордубалову, урожденную Дурколову, — к заключению сроком на двенадцать лет.

Полана стоит как неживая, подняв голову. Штепан Манья громко всхлипывает.

— Уведите их!

Сердце Юрая Гордубала затерялось и так и не было погребено.