Том 3. Романы | страница 46



Тут подошел кто-то из офицеров:

— Коня продать? Трудное дело, хозяин. — И качает головой. — Сейчас мы не берем лошадей. Говорите, ваш конь призывался еще летом? Хороший конь. А объезжен ли? Что? Не объезжен? И под седлом он еще не ходил? Ах вот как, ваш работник ездил на нем без упряжки.

Вокруг уже собралось несколько офицеров.

— Что, дядюшка, можно ли попробовать жеребца?

— Отчего же нет? — отзывается Гордубал. — Только конь-то норовистый, сударь.

— А хоть бы и норовистый! Дайте-ка, ребята, узду и седло. Поглядим, сбросит ли он Тоника.

Не успел Гордубал и глазом моргнуть, как один из офицеров был уже на коне. Жеребец подпрыгнул, взвился на дыбы и сбросил седока. Тот ловко упал на спину и смеется:

— А ну-ка, ребята, ловите коня!

Толстый командир хохочет так, что даже живот у него колышется.

— Ну, хозяин, конь у вас знаменитый! Вы пока подержите его дома, а мы подадим рапорт, чтобы разрешение дали на покупку.

Гордубал, нахмурясь, запрягает коня.

— Что поделаешь, сударь, продам его цыгану или живодеру.

Командир чешет затылок.

— Слушайте, жалко ведь жеребца… Вы что, непременно хотите его с рук сбыть?

— Да, — бормочет Гордубал, — не ко двору он мне.

— Ну, оставляйте, — решает командир, — а мы вам расписку дадим, что конь у нас, а потом напишем, сколько вам за него причитается. Идет?

— Идет, чего ж тут, — соглашается Юрай. — Коняга хороший, сударь, голову высоко держит. За него восемь тысяч давали…

— Тогда забирайте его обратно, — быстро вставляет командир.

— Можно и за пять продать, — уступает Гордубал.

Какой-то толстый военный около командира слегка кивает головой.

— Пять тысяч — это другое дело, — соглашается командир. — Стало быть, мы вам напишем, А раздумаете продавать, возьмете коня назад. Идет? Получайте расписку.

Гордубал едет домой. На груди у него расписка с печатью и мешочек с долларами. Мерин бежит рысью, поматывая головой. А жеребчика уже нет. Точно во второй раз ушел Штепан. И кобылу бы лучше продать вместе с жеребенком. Но-о-о, меринок! Чуть вожжами тебя тронешь, ты и бежишь. Как это так — не разговаривать с лошадьми? Заговоришь с ним — конь повернет голову и махнет хвостом. Видно, что понимает. И головой покачивает — значит, думает. Далеко еще ехать, милый, да ведь в гору приятно бежать. Ну-ну, не бойся, это только ручеек пересек нам дорогу. Оставь овода, я его сам прогоню. Гей! И Юрай начинает протяжно, тихо петь.

Мерин косится большим глазом на хозяина: ты чего расшумелся? А Гордубал покачивает головой и поет: