Гордубал ставит ведерко на землю и, заложив руки в карманы, идет прямиком к Штепану.
Манья одной рукой отодвигает Гафию, другую сует в карман. Глаза его сузились, блестят, как лезвие ножа, в сжатой руке виден какой-то предмет, нацеленный прямо в живот Гордубалу. Гордубал усмехается. Знаю, знаю, как стреляют из револьвера. Видел в Америке. Вот тебе, — и он вынимает из кармана закрытый нож и бросает его наземь. Манья сует руку обратно в карман, не спуская глаз с хозяина.
Гордубал оперся рукой о телегу и глядит сверху вниз на Штепана. «Что мне делать с тобой? — думает он. — Господи боже, что мне с ним делать?»
Гафия удивленно переводит взгляд с отца на Штепана, со Штепана на отца и не знает, чего же ей ждать дальше.
— Ну, Гафия, — бормочет Гордубал, — ты рада, что пришел Штепан?
Девочка — ни слова, только глядит на Манью. Гордубал нерешительно чешет затылок.
— Чего ж ты расселся, Штепан? — медленно говорит он. — Ступай напои коней.
XVI
Гордубал прямиком к клети и стучит в дверь.
— Отвори, Полана!
Дверь открывается, в ней тенью Полана.
Гордубал садится на сундук, упирается руками в колени и глядит в землю.
— Манья вернулся, — говорит он.
Полана ни слова, только дышит чаще.
— Болтали тут… — бормочет Юрай. — Про тебя и про работника. Потому и уволил. — Гордубал сердито засопел. — Да вернулся все-таки, черт. Так это нельзя оставить, Полана!
— Почему? — вырвалось у Поланы. — Из-за глупых речей?
Гордубал серьезно кивает головой.
— Да, из-за глупых речей, Полана. Мы ведь на людях живем: Штепан — мужчина, пускай сам за себя постоит. А ты… Эх, Полана, ведь я как-никак муж тебе, хотя бы перед людьми. Так-то.
Полана молча опирается о косяк, ноги ее плохо слушаются.
— Вишь ты, — тихо говорит Гордубал, — вишь ты, Гафия привыкла к Штепану. И он привязался к ребенку. Да и кони — им не хватает Маньи. Хоть он с ними и крут, а скучает без него скотина… — Юрай поднимает глаза. — Что скажешь, Полана, не обручить ли нам Гафию со Штепаном?
Полана вздрогнула.
— Да разве можно? — испуганно вырывается у нее.
— Правда, Гафия мала еще, — рассуждает вслух Гордубал. — Да ведь обручить — не выдать. В старые времена, Полана, обручали даже грудных детей.
— Да ведь… она на пятнадцать лет моложе его, — возражает Полана.
Юрай кивает.
— Как и мы с тобой, голубушка. Это бывает. А так Манье нельзя оставаться у нас: чужой он. Жених Гафии — другое дело. Он уже свой в семье, будет себе жену зарабатывать…
Полана начинает соображать.
