— Как вы сказали? — воскликнул хирург.
— Что? — рассеянно переспросил ясновидец.
— Вы сказали Гваделупа, Гаити или Тринидад.
— Я так сказал? — удивился ясновидец. — Не помню. Я вообще не думаю о названиях. — Он наморщил лоб. — Странно, как это у меня вырвалось. Случалось ли вам осознавать смысл фразы лишь после того, как вы ее произнесли? Со мной сейчас так и было. Куба, Ямайка, Гаити, Пуэрто-Рико, — перечислял он, как школьник. — Мартиника, Барбадос, Антильские и Багамские острова, — с облегчением закончил он. — Боже, сколько лет я не вспоминал этих названий. Мне нравились экзотические слова: Антилы, антилопы, мантильи… — Он вдруг запнулся. — Мантильи, мантильи… Погодите! Испанки… Куба… Он был где-то на Кубе! У меня такое… ощущение чего-то испанского… Не знаю, как это объяснить. Что-то вроде романса…
— Вы только что сказали „muchisimas gracias“, — напомнил хирург.
— В самом деле? А я и не заметил. — Он задумчиво покосился в угол. — Все это создает… такую своеобразную обстановку. Старинные испанские фамилии, аристократия, замкнутый мирок гордых традиций, мантильи и кринолины…. И тут же американские морские офицеры… Какие контрасты! Сколько тут людей разных рас и диких народов… вплоть до негров на лесоразработках, негров, которые раздирают зубами живых кур. Вуду, вуду! Писк и кваканье спаривающихся лягушек, монотонный стук колес деревянной мельницы, размалывающей сахарный тростник, визг и вопли мулаток, охваченных экстазом страсти, сверкающие тела и зубы… Ну и жара, ну и жара! — бормотал ясновидец, обливаясь потом, просторная пижама прилипла у него на спине. — Гудение ночной бабочки и треск, когда она влетает в огонь… А над головой Южный Крест, похожий на химическую формулу, и тысячи созвездий, которые образуют на небе формулы неведомых, тяжело благоухающих сплавов.
— И опять, — он помахал пальцем, — все это и вне его, и в нем самом одновременно: лень и буйство, слепая созидательная сила и сонная одурь, жар двух лихорадок — мертвящей и плодотворной. И все, все только в нем самом! Вот опять эти лягушки, спаривающиеся от бесконечной скуки, однообразие, унылое, как стук деревянной мельницы, рев зверей, шлепанье босых ног во тьме — кто-то ищет душной, безотрадной встречи… Жуткие, пылающие звезды… человек во вселенной, пришпиленный к земле, как жук на булавке… И снова корабль рвется с якорной цепи и монотонно покачивается в стоячей воде порта. Неодолимое желание скрыться от этих лягушек и от мельницы…. Ощущение, что все должно быть иначе, но стоит ли волноваться… Кусочки мира или кусочки души — не все ли равно? Все равно!
