— Мариам, Мариам!
К ней бежала Калыча. Ее цветное длинное платье вздувалось пузырем от бега, серебро звенело в косах. Девушка добежала и, еле переведя дух, быстро проговорила:
— Мариам, я тебе не сказала: два дня назад старуха приказала тебе сделать кошму, но я жалела твои руки, а одной сделать нельзя. Сейчас старуха пришла, и я боюсь, что нас будут бить. Отец меня ненавидит, также как тебя.
Страх искривил ее рот. Обе быстро пошли к юрте. Там их ждала работа. Груда шерсти, от которой пахло бараном, лежала на ковре. Две старухи, страшные, сморщенные, как ведьмы, били по маслянистой, блестящей шерсти тонкими палками и разбивали ее до пуха. Калыча быстро подошла и, вздохнув, взялась за дело. Марианна ей помогала. Они разостлали разбитую шерсть пушистым слоем на тонкий ковер. Старухи принесли ведро кипятку и обрызгали шерсть. Горячая шерсть обжигала пленницам руки. Жесткий, колючий ковер резал и колол кожу, но старухи торопили отрывистыми приказаниями, похожими на карканье ворон. Наконец Марианна и Калыча свернули весь ковер в трубку. Калыча беспомощно засучила рукава на своих полудетских руках и привязала Марианне и себе кожаные налокотники. Потом вздохнула и сказала:
— Мариам, я буду делать одна.
Она настойчиво отстранила Марианну и, присев на корточки, стала катать тяжелый ковер. Через несколько минут на лбу у нее выступил пот и она остановилась. Марианна села рядом с Калычей. Они катали ковер вперед и назад до полного изнеможения, а старухи время от времени полизали его кипятком, чтобы шерсть внутри легче свалялась. Через два часа руки обеих были обожжены и ободраны. Старухи принесли еще ведро кипятку.
— Не ленись, — прокаркала одна из них и ударила Марианну гибкой палкой.
Марианна упала лицом вперед и не могла даже подняться. Она бессильно лежала на земле и плакала от обиды и боли. Калыча ей вторила. Скоро они обе подняли такой плач, что могли растрогать даже каменное сердце.
— Отдохните и идите делать кумыс, — сказала старуха.
Марианна вошла в юрту. Три дня прожила она здесь вместе с Калычей, и ей, бездомной, избитой, казалось, что она имеет свое жилище.
Однако ей не дали ни плакать, ни размышлять. В углу юрты был черный кожаный сосуд ведер на десять. Внизу он был большой, как сундук. Черный, расшитый цветным сафьяном, сосуд лоснился от жира. Большое кожаное горло подымалось, как труба.
Марианна взяла палку, которая торчала из жерла, и стала сбивать кумыс. Когда она зыбилась из сил, ее сменила Калыча и продолжала работу. Наконец обе в полном изнеможении опустились на ковер.
