Хроника шапочных разборов | страница 10
Вот с той самой, первой минуты супружества неизменным спутником императора Михаила стал смертельный страх…
Вначале он попытался было поддерживать видимость семейного счастья, но надолго его не хватило: противиться нараставшей в нём панике Михаил был попросту не в силах.
<Он> стал косо смотреть на Зою и лишил её свободы поведения, отстранил от обычных выходов, запер на женской половине и разрешил к ней доступ не иначе, как с позволения начальника стражи, который предварительно должен был выяснить, кто, откуда и с какой целью идёт к императрице.
Особенно усердствовали многочисленные родственники Михаила, получившие из его рук и богатство, и власть, и, особенно, ударявшее в голову осознание своей полной безнаказанности, — как говорится, «из грязи да в князи». Они не упускали случая лишний раз унизить впавшую в немилость императрицу, показать, кто теперь в доме хозяин.
>>Зоя отдаёт приказ отравить Иоанна.
А что же Зоя?.. Легко можно представить себе, какие чувства негодования и возмущения захлёстывали «багрянородную Зою», с детства ведь привыкшую только повелевать. Но вот что поразительно: внешне эти её чувства никак не проявлялись: она никому и ни на что не жаловалась, не устраивала своему молодому супругу семейных сцен (впрочем, он вообще избегал встречаться с нею), не пылала праведным гневом, а вместо всего этого была образцом кротости и смирения…
Конечно, и кротость её, и смирение были лишь напускными, и недаром же, как замечает Пселл, родственники царя «очень опасались её, как львицы, которая лишь на время перестала яриться». Известен, по крайней мере, один такой случай, когда Зоя организовала заговор с целью отравить влиятельного брата своего супруга, по имени Иоанн, — правда, затея эта потерпела полную неудачу из-за предательства слуги, после чего строгости в отношении императрицы были ещё более усилены.
Ирония судьбы заключается в том, что Зоя, скорее всего, была последним человеком, кого Михаил должен был бы опасаться. Ей в тот год исполнилось уже 59, её супруг был более чем вдвое моложе её, и самое главное — он, по-видимому был её последней любовью. Она жалела его и вполне понимала его страхи, хоть и ничего не могла с ними поделать. Да и сама Зоя, вполне вероятно, испытывала определённые угрызения совести, вспоминая убитого ими обоими Романа, своего первого мужа. И её негодование, возмущение и праведный гнев были направлены вовсе не на Михаила лично, а лишь на его многочисленных беспардонных родственников. Очевидно, такой взгляд на родственников императора разделяли при дворе многие; так, Пселл, выражая уже своё мнение по поводу Михаила, прямо пишет:
