Хасслер растопил печь так, что пламя ревело, а под корой поленьев вскипала и трещала смола. Свет в комнате был выключен, и на стенах плясали отблески огня. Тереза слышала, как непрекращающийся дождь барабанит по черепичной крыше над головой, и от этого звука ей еще больше хотелось спать.
Адам отодвинулся от печки и присел на край дивана. Он посмотрел на Терезу с теплотой, какой она не видела уже так много дней…
– Тебе что-нибудь еще принести? – спросил он. – Воды? Побольше одеял?
– Всё в порядке, – отозвалась женщина. – То есть не в порядке, но…
Хасслер улыбнулся:
– Я понимаю, что ты имеешь в виду.
Тереза пристально поглядела на него:
– Это были самые странные и самые худшие дни в моей жизни.
– Знаю.
– Что со мною происходит?
– Я не могу объяснить.
– Не можешь или не хочешь?
– Ты исчезла из Сиэтла в ночь после приема в память Итана. Ты и Бен.
– Верно.
– Я предположил, что вы поехали в Заплутавшие Сосны искать Итана, поэтому отправился искать вас.
– Черт. Так ты здесь из-за меня?
– Я въехал в город за два дня до Рождества. И все, что я помню, – это тягач, появившийся ниоткуда и столкнувший мою машину с дороги. Я очнулся в больнице, совсем как ты. Без телефона, без бумажника… Ты пыталась звонить в Сиэтл?
– Я звонила своей сестре, Дарле, не знаю уж, сколько раз, с того телефона-автомата возле банка, но каждый раз или не было гудка, или мне говорили, что неправильно набран номер.
– То же самое произошло и со мной.
– И откуда же у тебя тут дом?
– У меня тут есть и работа.
– Что?
– Ты разговариваешь с младшим поваром на стажировке в «Осиновом доме», лучшем ресторане в Заплутавших Соснах.
Тереза смотрела Хасслеру в лицо, пытаясь понять, не шутит ли он, но, судя по всему, ее старый знакомый говорил совершенно искренне.
– Ты был главой полевых агентов отделения секретной службы в Сиэтле, – напомнила она ему. – Ты…
– Многое изменилось.
– Адам…
– Просто послушай меня. – Хасслер положил руку ей на плечо, и она почувствовала тяжесть его ладони сквозь одеяло. – Все те вопросы, которые у тебя возникли, все те страхи, которые ты испытываешь, были и у меня. И они по-прежнему есть. Это не изменилось. Но в этой долине нельзя получить ответы на такие вопросы. Есть лишь единственно правильный образ жизни, и все другие пути приведут тебя к гибели. Как твой друг, Тереза, я надеюсь, что ты услышишь меня. Если ты не прекратишь попытки к бегству, не перестанешь задавать вопросы, этот город убьет тебя.
Женщина отвернулась от Хасслера, глядя в огонь. Пламя расплывалось у нее перед глазами, дробясь в пелене слез. Самое страшное – действительно страшное – заключалось в том, что она поверила Адаму. Стопроцентно. Было что-то неправильное, злое в самом этом месте.
