— Так ты всерьез?
— А то! Я тебе первой говорю об этом.
— Родить и отказаться? Ты сможешь?
— Родить и оставить — не смогу. Родить и просто отказаться в роддоме — тоже не смогу. Не настолько я прогнила… Но если тебе нужен этот ребенок…
Она вскрикивает быстрее, чем я успеваю закончить:
— Нужен!
И вдруг вскакивает, точно в ней происходит взрыв той самой энергии, которой Лере всегда не хватало. Она рывком ставит меня на ноги и, обхватив за шею, благодарно прижимается всем телом. Сестра выше меня, я утыкаюсь ей в грудь. Она у нее такая, что и рожать не требуется.
— Спасибо, солнышко, — шепчет она мне в ухо, преклонив голову. — Господи! Мне все еще не верится! Если ты правда сделаешь это…
— Так, стоп! — я высвобождаюсь. — Давай без излияний благодарности.
Виновато кривятся губы: то ли улыбнуться пытается, то ли уже слезы сдерживает, которые у нее всегда были наготове. Так и видится из детства ее маленький, дрожащий подковкой ротик… Стоило чуть повысить голос, как Лера уже цепенела от страха. В ней никогда не чувствовалось ничего бойцовского, никакого стержня, и не выйди она так удачно замуж, не было бы у моей сестры сейчас ни бизнеса, ни загородного дома, ни такой машины… По сути дела, из нас троих только я заработала все своим горбом. Антон как был ни с чем, так и остался. Живет в той же двухэтажной халупе на южной окраине, где мы выросли, в квартире, оставшейся от матери, сам до старости не купил бы.
Я не злорадствую. Мне жаль, что из него ничего не вышло, ведь Антошка мог стать талантливым инженером, уже в три года что-то постоянно конструировал, и это здорово разнилось с тем, что пытались сделать мы с сестрой. Но институт он бросил уже после первого курса, когда выяснилось, что Лиза ждет ребенка, и пошел работать в автосервис, который кормит их до сих пор. Все его семейство во главе с матерью сидит у него на шее и только погоняет. От того, что Лиза с первого же захода запустила двойню, была одна радость: Антона освободили от армии. Но вместо звездочки ему пришлось поставить на себе крест.
— Хорошо, что ты уже вся в шоколаде, и дите вас не пустит по миру, — говорю я Лере, продолжая думать о брате. — Не хотелось бы, чтоб и тебя ждала участь Антона.
Кажется, она удивлена:
— Да ведь он счастлив!
— Это можно назвать счастьем?
— Да ты посмотри на них! Они же без конца смеются, ловят взгляды друг друга. Им же хочется чувствовать реакцию другого буквально на все, на каждую фразу. Их притягивает, как магнитом!
