Тем временем агент продолжал выкаблучиваться. То есть, он не прекращал свои, чуть ли не телепортационные перемещения ни на секунду, исчезая в одном месте и тут же появляясь в другом.
Остекленевшими глазами генералы, командующие космическими эскадрами, полками и армиями, смотрели на все это непотребство.
Адъютанты, бывалые, участвовавшие в нелегких учебных боях полковники, с бледными, как, вымоченный в хлорке, мел, лицами, стояли позади своих начальников и не знали, что предпринять.
В совещательной комнате зарождалась тихая паника, грозящая по мере своего развития, разрастись безобразно. Чтобы затем перекинуться на действующие армии, все полки и, частично — дивизии, и тем самым парализовать до того сытую, спокойную и беззаботную жизнь русской армии.
— Отставить! — вдруг рявкнул, перепугано Зимин и выстрелил из револьвера в потолок, отчего в последнем, то есть в потолке, образовалась дыра.
Потолок в месте попадания зиминской пули обвалился, и оттуда посыпались мышиный помет и чья-то заначка — мухлявы разного достоинства.
Мухлявы были, как в пачках, так и по одиночке.
Оторопевшие полковники молча подсчитывали на лету свалившееся на них нежданное богатство.
Кто-то грохнулся в обморок.
Но тут же этот кто-то поднялся, не желая пропускать самое интересное — миг своей удачи, в случае возможного дележа посланного богом.
— Чья заначка? — грозно вопросил Зимин, прекрасно понимая, тем не менее, что заначка его и все мухлявы ворованы им, Зиминым собственноручно долгими, зимними ночами из государственной казны.
И в тот момент, когда Зимин спросил о принадлежности заначки, агент внезапно прекратил свои скачки в объеме ограниченного крепкими стенами штабного пространства и исчез.
А вместе с агентом исчезли и мухлявы.
Теперь уже трое полковников грохнулись в обморок.
Грешным делом эти полковники подумали, что ловкий агент помчался и к их заначкам.
— Во-он за тем стогом, — сказал Патрикеев и кивнул головой в направлении противоположного берега узкой, всего в один перелет плевка, речки.
— Ты только что, Васек, разгласил военную тайну, — угрюмо объявил Голенищев. — Ты предал нас, своих боевых товарищей и верных друзей и перешел на сторону условного врага.
— И ничего он не предал! — вступилась за лейтенанта Пелагея Селедкозасольская, услышавшая и слушавшая весь этот разговор. — Это мой стог. Сама его сложила. Тем летом. Никакой тайны из этого не делаю. То, что я кошу, знает все село. То есть, вся наша Тюрьевкрошевка-Щихлебаловка.
